Маргарета набрала воздуха, открыла рот… а потом закрыла. И вся как-то вдруг расслабилась, выцвела. Взгляд у неё стал пустой и неподвижный.
— На, — Макс пошарил по карманам и протянул ей тряпку.
— Если тебе так надо мыть…
— Не мой. Кинь в меня.
— Зачем?..
— Ты же сердишься.
Маргарета моргнула. Взгляд её сфокусировался на Максе, осоловелый и какой-то замеденный.
— Я устала.
— От чего ты устала?
Она моргнула снова.
— Не знаю. От всего?
— Я думаю, ты устала грустить.
Несколько мгновений Маргарета смотрела на него с недоумением. Невесело засмеялась. А потом резким движением выцепила у него из рук тряпку и — не кинула, нет.
Со всей дури приложила его по плечу.
— Ау!
Маргарета замахнулась ещё раз. Тряпка когда-то была, наверное, казённой простынью, на это намекала узкая голубая полоска. Била она хлёстко, не так чтобы больно, но ощутимо. На чужой майке, которую Макс натянул вместо комбинезона, оставались грязно-мокрые следы.
— Ай! Ай, да прекрати же, мы так с крыши свалимся! Я сказал кинуть, и один раз, а ты!..
Маргарета совсем разошлась. Она сидела на гребне крыши, смешно вцепляясь босыми пальцами ног в обшивку, вся напряжённая, раззадоренная, острая, и попадала кончиком тряпки на удивление метко, как будто долго тренировалась.
Макс увернулся раз, другой. Маргарета тяжело дышала, обрисованная майкой грудь ходила вверх-вниз, гладкая ткань подчёркивала соски. Девушка хмурилась, а ещё кусала губу, чтобы не улыбаться уж слишком сильно. Вот же зараза!..
Макс пропустил особенно обидный шлепок, а потом резким движением схватил Маргарету за кисти рук, прижал их к нагретой солнцем крыше, сжал посильнее.