Погода нелётная

22
18
20
22
24
26
28
30

Макс не гремел, но все связанные им звуки казались оглушительными. Маргарета привыкла быть на станции одна. Она знала, как поют здешние птицы, как шумит лес после дождя, как топочут под навесом ежи и как стрекочут кузнечики. А Макс был здесь чужой, пришлый, и всё остальное вдруг стало для него фоном.

Маргарета зажмурилась на мгновение, а потом юркнула в темноту станции. Бросила на отмытый пол одеяла, торопливо натянула лёгкие штаны и свежую майку. Нырнула в постель, затаила дыхание.

И почти уснула в предвкушающем, тёплом ожидании, — но всё-таки ощутила, как Макс улёгся рядом и легонько чмокнул в плечо.

— Спишь? — шёпотом спросил он.

Её отчего-то бросило в жар.

— Поспишь с тобой, — пробурчала Маргарета. — Топочешь, как дракон.

— Драконы не топочут.

— Ещё как топочут. Когда падают!

— Это по-другому называется.

— Тьфу ты, он ещё и зануда…

Макс фыркнул, обхватил её руками и как-то очень ловко развернул к себе лицом. Потёрся кончиком носа о её нос. Чужие мокрые волосы лезли в лицо и щекотались.

Маргарета вздохнула поглубже, собираясь найти его губы. А потом стушевалась, спряталась у него на груди.

Макс гладил её по волосам, по спине — просто так, тепло и мягко. По станции плыл терпкий дым от жжёных трав, по полу немного тянуло вечерней прохладой. Лежать было хорошо, и почему-то снова хотелось плакать.

— Глупо всё так… — пробормотала Маргарета, ничего толком не имея в виду.

— Не высшая математика.

— Не математика…

Её отец был математиком.

Там, на крыше, было хорошо. Очень остро, очень жарко, очень не по-настоящему, как будто подглядел за какими-то другими людьми, и люди эти живут в мыльном пузыре, в абсолютной пустоте, и у них в жизни и нет ничего, кроме этой прогретой крыши, и плывующих по синему небу видений облаков, и друг друга. Горькая, горькая судьба — быть пленником такого сна; но смотреть его — чистый, отравляющий кровь, пьянящий сильнее любого хмеля яд. В голову било чем-то искристым и невероятным, тени растворились на солнце, и глупое раздражение внутри перекипело в задиристость и желание показать обидчику язык.

Теперь тени вернулись. Они сидели рядком на койке, пересекаясь и накладываясь друг на друга, и смотрели на Маргарету с укоризной. Спать пора, негодовали тени. А если не спать, то выйти на улицу, чтобы сидеть под навесом, глядеть в небо и смолить одну за другой.

Маргарета упрямо стиснула зубы, выдохнула. Примерещившийся запах курева показался ей тошнотворным.