Сейчас ему не хотелось лёгкого.
— На точке тоже… были. Гаспаро отвлекал. Я ушёл ещё ниже.
Расщелины между столпами, говорят, почти бездонны: скалы уходят вниз, в туман и марь, насколько хватает зрения. Там совсем нет солнца, а в воздухе какие-то газы, от которых и люди, и звери видят то, чего нет, а потом умирают. Устав предписывает бойцам избегать погружения в туман больше, чем на пару вдохов, и велит никогда не опускаться ниже стометровой отметки.
На нашем столпе в месте столкновения когда-то были скалы — невысокие и почти безжизненные, заселённые одними только птицами. Когда столпы сошлись, вся земля тряслась, и скалы почти целиком ушли в провал, но один огромный кусок остался — застрял между двумя берегами, словно мост. С чужацкой стороны в самом узком месте перешеек был лишь чуть шире двухсот метров и уходил вглубь на какие-то сто пятьдесят. Здесь и нужно было взорвать, чтобы наверняка изменить мир.
Не видно было ни зги. В клубах дыма вокруг виделись тени. Макс колол себя булавкой в руку и светил на приборы фонариком.
В один момент где-то вдалеке грохнуло, а потом — будто зеленоватое пятно пролетело вниз. Это сбили Гаспаро.
Наверху надрывалась сирена. Туман разрезали фонари. Макс спускался вниз, глубже и глубже. Поганый воздух резал лёгкие. Сверху стали палить вслепую, и один из огненных шаров зацепил кончик виверньего крыла — Максу едва удалось удержать зверя от рёва…
Потом всё помутилось. Следующее, что Макс помнил, было пещерой, в которой плясал слабый огонёк костерка. Виверн лежал ворохом тряпок, его туша ходила вверх-вниз от шумного, с присвистом дыхания. Макс лежал на спине, весь пол был покрыт бархастистым мягким мхом, а на каменной стене висел цветастый тканый ковёр с какими-то узорами, и эти узоры кружились, кружились, кружились перед глазами.
— И там… там была женщина.
Потом Макс убедил себя, что никакой женщины не было.
Мало ли что могло привидеться ему в отравленном тумане, в чёрной ненастной ночи, после падения и на грани смерти? Право слово, он мог бы увидеть самого Господа, и никто не сказал бы потом и слова удивления.
Но Господа не было видно с той глубины. Вместо него была женщина, бледнокожая и нескладная, как все чужаки. У неё были длинные белые пальцы и изящные запястья, все унизанные браслетами, а на лысом затылке были вытатуированы какие-то символы.
Они были почти такие, как на ковре. Там будто плясали сложенные из палочек и треугольников человечки. Примитивное, низкое искусство, — но человечки были словно живые.
Женщина тронула лоб Макса и поднесла чашу с водой. Он выпил, не ощутив вкуса. Женщина ворковала что-то на своём языке, гортанно-звонком и странно певучем, но Макс не понимал её слов: по-чужацки он знал только самые простые команды.
— Я не понимаю, — сказал Макс.
Женщина погладила его по голове, как ребёнка.
— Почему ты мне помогаешь?
Он сел, — спина отозвалась стреляющей болью. Макс не помнил посадки. Похоже, он потерял сознание то ли от боли после попадания снаряда, то ли от отравы в воздухе.
Виверн плакал, как ребёнок. Зверь потерял самый кончик крыла, полотнище было мокрым, поверх лежал ковёр вроде того, что на стене, — похоже, странная женщина смогла сбить жадное пламя.
ebooksa