Голова гудит, из носа кровь капает, саднит кожу, рука укушенная болит, а ты думаешь: «Я не гей». Отлично подрались, блин.
На двоих у этой парочки было девять хвостов. Не лепестков, а больших, объемных. Пушистых, горящих. Хвосты двигались на манер водорослей в воде. Колыхались. Сашка и Алекс – блин, имена у них тоже похожие, однако, – висели над полом, держась за руки. Эти двое из ларца, одинаковых с лица, смотрели на препода, и тот аж трясся.
– Убьем его? – сказал кто-то из них, не разжимая губ.
Слова просто зазвучали у меня в голове, словно подслушанный разговор.
Два моих противника в пыточной уже не сопротивлялись. Один лежал в отключке, другой забился в угол и там скулил, закрыв лицо руками.
– Зачем?
– Он замучил многих из нас. Это будет справедливо. Вспорем ему кожу на спине и выгрызем позвоночник, а потом у него на глазах отломим крестец, чтоб ни намека на хвост.
– Меня не мучил, я не буду его убивать. А ты один не сможешь.
– Нельзя позволить ему просто уйти. Я не для того тебя спасал, чтобы ты мной командовала. Его нужно наказать.
– Конечно. Нельзя позволить ему просто уйти. Выполним его заветное желание.
Ши Алекс расхохотался в ответ. Он хохотал все больше, все громче, от его хохота задрожали стены, посыпалась бетонная пыль сквозь швы в трескающихся панелях. Как пули, вылетали гвозди, гайки, шурупы, кнопки, скобы – все, что было металлическое вокруг.
Мы оказались типа под обстрелом шрапнели. Как я уцелел – понятия не имею. Могло же и прибить. Я бросился на пол и прикрыл голову руками. Кто не спрятался, я не виноват!
Грохот и смех стихли одновременно. Я еще выждал, потом приподнял голову.
Эти двое плыли сквозь туман к преподу, и Анимешка держала между ладоней светящийся шар размером с сердце. Детали трудно разглядеть, когда лежишь носом в пол, но вроде бы они вставили ему этот шар в грудную клетку.
Препод визжал и отбивался, а потом затих. Откуда-то из темного угла материализовалась Васильева. То, что казалось Васильевой. То, что я видел как Васильеву. Но на самом деле это такое же чувство, как знать, что решил задачу неправильно, как смотреть на написанное слово и понимать, что там есть ошибка, но не понимать, какая именно. Это существо искоса улыбнулось, поклонилось близнецам, присело перед преподом и заглянуло тому в лицо.
Он еще раз дернулся, потом неловко встал, опираясь на плечо Кислицкой. Словно не на своих ногах, сделал несколько шагов. Так ходят пьяные. И еще мой племяш так двигался, когда учился ходить: нетвердо, расставляя ноги, вперевалочку. У мелких это смешно, а здоровый дядька, шлепающий как младенец, – так себе зрелище. Но он шел и улыбался, и мне показалось, что сзади у него клубится пыльный столб. Он шел, и столб за ним шел.
Когда Ли вышел, я встал. И тут Анимешка грохнулась в обморок. Ну что за дела вообще?!
Чем все закончилось по версии Алекса Ши
Послушание старшим – вот первейшая добродетель. Когда же старшие не говорят, что делать, делай все как учили или как привык. Ши всегда так жил, сколько себя помнил, а сколько именно – не считал. Эта людская привычка считать года нужна только для оформления людских документов в пределах человеческого понимания. Пусть цифры совпадают с образом и личина с цифрами, и живи себе, не попадайся.
Он и не попадался раньше. Но эта неделя встряхнула лисьего сына так, что он постарел на девять хвостов, наверное. И когда представилась возможность прийти в себя в благословенном городке одиноких женщин, он решил, что все вернулось на прежнее место. Как лис в курятнике, он не обжирался, а брал себе и девице в удовольствие: у одной – ее застойную лишнюю инь и джинсы, у другой – ци[81], мечты и джемпер… К утру он планировал отоспаться в кровати четвертой и поколдовать с ее мобильным телефоном, но к ней в номер пришла пятая, и Ши был не против. Грудастая блондинка европейской внешности кому угодно поможет расслабиться.