– Разумеется, – засмеялся Акрайт, – никто не уговорит Алису пропустить хотя бы один из этих стонов. Кстати, мне самому они тоже нравятся.
– Да, я так и думал. Вы привыкли к такому в своей опере. Что до меня, то я предпочту «Веселую вдову» или даже «Колокольчики звенят». Но я все равно пойду, из уважения к семье этого несчастного человека. И кстати, это тоже изрядно меня удивило – женитьба Сирила. Он же ненавидит женщин!
– Мы надеемся, что не всех, – улыбнулся Аркрайт. – Вы знаете его жену?
– Почти нет. Я встречал ее у Билли. Учительница музыки, да? Тогда она наверняка похожа на него.
– Ничуть, – засмеялся Аркрайт, – она действительно преподавала музыку, но только из необходимости. Она очень домашняя девушка, которая обожает стряпать пудинги и штопать носки, насколько мне известно. Алиса говорит, что миссис Сирил наверняка зовет каждую миску и плошку по имени и что в доме ничего не лежит без дела.
– Но как же Сирил выносит все тяготы и треволнения семейной жизни? Бертрам говаривал, что вся Страта содрогалась от страха, когда Сирил сочинял, и я сам помню, что он едва ли не сходил с ума, если кто-то хотя бы шептал в его присутствии. Я никогда не забуду, как мы с Бертрамом сидели в комнате Уильяма и пытались спеть «Когда Джонни вернется домой» [21] под аккомпанемент банджо Бертрама и моей гитары! Господи! Это Хью угрожала опасность не вернуться домой тем вечером.
– Насколько мне известно, миссис Сирил не играет ни на банджо, ни на гитаре, – улыбнулся Аркрайт. – Алиса говорит, что она носит резиновые тапочки, надела специальные накладки на ножки стульев и кладет подушечку под каждое блюдце. К тому же Сирил строит новый дом да и выглядит вполне жизнерадостно, как вы сами завтра увидите.
– Лучше бы у него музыка была пожизнерадостнее, – хмыкнул Калдервелл, открывая дверь.
Глава XII
Совет для Билли
Февраль выдался хлопотным. Публичное открытие выставки клуба «Богемная десятка» было назначено на шестое марта, а закрытая вечеринка для избранных гостей – на день раньше. Именно на этой выставке Бертрам планировал представить портрет Маргарет Уинтроп, а также еще две или три картины, которым посвящал все свободное время.
Бертрам чувствовал, что теперь у него получается очень хорошо. Портрет Маргарет Уинтроп выходил прекрасно. Избалованный идол Света наконец нашел позу и наряд, которые его устраивали. Теперь она с удовольствием позировала художнику почти столько, сколько он хотел. «Ускользающее нечто» в ее лице, которое так мучило его раньше, теперь было схвачено и перенесено на холст.
Он был уверен, что портрет ждет успех. Ничуть не меньше его интересовала другая картина, которую он хотел отдать на выставку, «Роза». Моделью служила хорошенькая юная девушка, которая вместе с отцом продавала цветы в уличном киоске в северной части города.
В целом Бертрам был счастлив в эти дни. Конечно, он не мог проводить с Билли столько времени, сколько ему хотелось, но она, разумеется, понимала, как и он, что работа должна стоять на первом месте. Он знал, что она очень старается продемонстрировать ему свое понимание. Но все-таки иногда ему казалось, что Билли немного пугает его увлечение работой.
Сам себе Бертрам признавался, что Билли все еще оставалась для него загадкой. Она вела себя очень непоследовательно. В один день он мог решить, что он для нее важнее всего, а на следующий – понять, что почти ей не нужен, судя по той легкости, с которой она отказывалась от его общества, предпочитая его чужому – например, обществу Калдервелла или Аркрайта.
Существовало и еще одно затруднение. Бертрам стыдился признаваться даже самому себе, что ревнует к этим мужчинам. Разумеется, после всего произошедшего, после пылких заверений Билли в том, что она никогда не любила никого, кроме него, ревновать было не только абсурдно, но и некрасиво. Он не сомневался, что Билли преданна ему и только ему, но все же временами желал, приходя домой, не обнаруживать Алису Грегори, Калдервелла, Аркрайта или всех троих за пианино в гостиной. В такие времена он немедленно говорил самому себе: «Что же, ты из тех мужей, кто лишает свою жену друзей ее возраста и занятий, с которыми она могла бы коротать те часы, что ты сам проводишь не с ней?»
Этого вопроса – и того ответа, который на него давало его лучшее «я», – хватало, чтобы немедленно загнать его к флористу за букетиком фиалок для Билли или в кондитерскую лавку, чтобы загладить вину перед ней.
Что же до Билли, то она тоже была занята в эти дни. Она твердо решила, что не позволит своему медовому месяцу закончиться. Большинство ее мыслей и поступков были посвящены именно этой цели.
Билли купила книгу – «Наставления молодой жене». Какое-то время она руководствовалась только выдержками из нее, приведенными в газете, но позже, придя к выводу, что если отрывки оказались ей полезны, то вся книга будет еще полезнее, застенчиво зашла в книжный магазин и, порозовев до корней волос, спросила книгу. С тех пор она усердно изучала ее (следя, чтобы Бертрама не было рядом), а в остальное время надежно прятала в дальнем ящике своего стола.
Многое в этой книге Билли не понравилось, некоторые утверждения ее всерьез беспокоили, но многое она постаралась воплотить в жизнь. Она все еще пыталась стать дубом и отчаянно пыталась найти собственные интересы и уважать интересы супруга. Поэтому она была очень благодарна Алисе Грегори, Аркрайту и Хью Калдервеллу. Как же они ей помогали! Это были не только очень приятные интересы, но и легко доступные: в любой момент времени хотя бы один из них был к ее услугам.