К тому же ей нравилось думать, что она помогает развитию романа между Алисой и мистером Аркрайтом. И она действительно ему помогала.
Она была в этом уверена. Она уже видела, насколько он зависел от Алисы, как жаждал ее одобрения, как обращался к ней при каждом удобном случае и как будто не хотел ничего делать без ее участия. Билли теперь была уверена в Аркрайте.
Ей, правда, хотелось быть уверенной и в Алисе, но Алиса ее тревожила.
Да, Алиса была просто воплощением доброты. Но только порой, когда Аркрайт был с ней особенно нежен, Билли замечала в ее глазах страх и напряжение. Еще был Калдервелл. Он тоже тревожил Билли. Она боялась, что он все усложнит, влюбившись в Алису, а этого Билли совсем не хотелось. Из-за этих опасений Билли старалась больше занимать Калдервелла сама, когда они проводили время вчетвером, оставляя Алису Аркрайту. В конце концов, помогать Купидону было довольно весело. Раз уж она не могла все время проводить с Бертрамом, ей повезло, что ее новые интересы оказались такими… интересными.
Утро Билли обычно проводила в кухне, несмотря на возражения Пита и Элизы. Теперь почти к каждому приему пищи подавался аппетитный пирог, пудинг или кекс, приготовленный Билли. Пит все еще накрывал на стол и изо всех сил пытался выполнять свои прежние обязанности, но он явно слабел, и все начинали замечать его серьезные промахи. Бертрам даже заметил раз или два, что неплохо было бы настоять на его уходе, но Билли и слышать об этом не хотела. Даже когда однажды вечером руки бедного старика так дрожали, что он разлил полтарелки супа на новое и дорогое платье самой Билли, она все равно отказалась его рассчитать.
– Бертрам, я не стану этого делать, – заявила она, – и ты тоже. Он служит здесь больше пятидесяти лет, и это разобьет его сердце. Он, конечно, очень болен, и я очень хочу, чтобы он ушел сам, но я не стану этого ему говорить, даже если он все платья супом обольет. Я куплю новые, если нужно. Господи, благослови его. Он думает, что мы без него не справимся, и он прав.
– Боюсь, что так, – вздохнул Бертрам многозначительно, и спор на этом закончился.
Кроме «Наставлений молодой жене» Билли почерпнула множество советов и сведений по вопросу брака из других источников, а именно у знакомых (в основном у женщин). То и дело она слышала:
– Билли, а чего вы ожидали? Вы теперь степенная замужняя дама.
– Вы скоро поймете, что он такой же, как все мужья. Просто подождите немного.
– Лучше держаться высокомернее, Билли. Не позволяйте ему вас обмануть.
– Вот уж спасибо! Если бы мой муж только и занимался тем, что смотрел на красивые глаза, нежные щечки и роскошные локоны, я бы с ума сошла. Достаточно сложно удержать внимание мужа, даже если он целыми днями торгует углем или играет на бирже. А уж вводить его в такое искушение, как рисование портретов девушек!
В ответ на это все Билли только смеялась, краснела и говорила что-нибудь веселое и беззаботное. Но в глубине души ей это совсем не нравилось. Иногда она думала, что, если бы не было никаких советов и комментариев – от книг или от дам – и вообще никого не было, кроме нее самой и Бертрама, их медовый месяц продлился бы бесконечно.
Раз или два Билли хотела задала этот вопрос Мари, но подруга была очень занята. Новый дом, который Сирил строил на холме Кори, неподалеку от Приложения, был почти готов, и Мари занималась его отделкой и обстановкой. А еще сильнее ее занимало изготовление крошечных нарядов из мягчайшего льна, кружева и шерсти, а лицо светилось такой радостью и предвкушением чуда, что Билли не хотела даже намекать на существование в мире такой книги, как «Наставления молодой жене».
Билли очень старалась не сердиться на работу Бертрама. Она пыталась не думать о том, что он не торгует углем и не играет на бирже, а смотрит на красивых женщин вроде Маргарет Уинтроп, которые приглашают его на ланч, и на очаровательных девушек вроде модели для «Розы», которая постоянно приходила в его мастерскую и проводила там долгие часы, пока Бертрам зарисовывал самый прекрасный в мире, по его утверждению, разворот плеч.
К тому же Билли пыталась не выдать Калдервеллу, что иногда все-таки ревнует Бертрама к искусству. Ни за что на свете она не позволит Калдервеллу даже подумать, что его старое пророчество о том, что Бертрам никогда не полюбит женщину иначе, чем модель, исполняется. Потому с Калдервеллом она держалась особенно весело и радостно. Впрочем, нельзя было сказать, что на самом деле она была несчастна. Только иногда, очень редко, ее пугало собственное счастье – она боялась, что рано или поздно ей или Бертраму придется за это платить.
Билли часто бывала в Приложении. Там оставались еще две пустые комнаты, и Билли не знала, кого из шести новых друзей поселить туда. Однажды в начале марта она обсуждала этот вопрос с тетей Ханной, и та сказала:
– Господи, Билли, если бы на то была твоя воля, ты бы и еще один дом завела.
– А я как раз об этом и думаю, – серьезно ответила Билли и рассмеялась, когда тетя Ханна в ужасе замахала руками. – На самом деле я на это не рассчитываю, – добавила она, – я еще не слишком долго прожила на белом свете, но достаточно, чтобы понять, что не всегда можно делать, что хочешь.
– А разве тебе когда-нибудь приходилось отказываться от своих желаний? – тихо спросила тетя Ханна.