Бедовый месяц

Всегда считала себя неревнивой. Святая наивность! Оказалось, мне было некого ревновать. Одного не понимаю: почему собственническое чувство вдруг проснулось по отношению к мужу? Захотелось вцепиться мадам в идеально гладкие волосы и вытрясти если не правду, что ее связывает с Филиппом, то хотя бы шпильки из прически.

– Хотите, чтобы я передала Филиппу привет? – строя из себя дурочку, уточнила я.

– Не утруждайтесь.

Она изобразила слабую улыбку и, едва заметно кивнув (да и не кивнув вовсе, а словно дернув головой в нервной судороге), отошла с дороги. Учитывая, что клубный зал находился в другой стороне, наоборот не освободила путь, а загородила. Пришлось обходить по дуге.

В открытых дверях клубного зала я все еще пыталась избавиться от горячего кома в груди, но все ревнивые мысли мигом исчезли, стоило заприметить Филиппа. С бокалом в руке он стоял посреди нарядной публики и делал вид, будто поддерживает беседу с незнакомыми мне мужчинами во фраках.

Муж повернул голову, и на лице расцвела медленная, красивая улыбка. В обычно холодных глазах, которые мне ни капельки, ни чуточку не нравились, появился жгучий интерес. Живот вдруг свело судорогой. Борясь с дурацким желанием оглянуться через плечо, я заскользила между людьми. Не верилось, что он смотрел именно на меня, а не на другую женщину.

– Леди Торн, – перебив собеседников на полуслове, вымолвил Филипп и протянул руку. – Вы чудесно выглядите.

– Благодарю. – Я покраснела, что никак не сходилось с желанием выглядеть не чудесно, а старше и мудрее. – Добрый вечер, господа.

В общем-то, в разговоре мужчин чудесной леди надлежало изображать безмолвную табуретку. С этой ролью я прекрасно справлялась, пока ладонь Филиппа не скользнула по обнаженной спине.

– Потрясающее воображение платье, – склонившись к моему уху, прошептал он.

– Рада, что вам понравилось, – с трудом сдерживая улыбку, тихо отозвалась я.

Вырез сзади действительно был прекрасен! Гораздо ниже, чем мне когда-либо доводилось носить. Искренне верю, что модистка не обманула и смелый фасон, как манифест, объявлял окружающим, что леди, одетая в приглушенные тона, знает себе цену.

Цену себе я действительно знала. Она была прописана в брачном договоре: ровно столько крон, сколько Филипп обязался каждый месяц перечислять на счет в монетном дворе. Ей-богу, словно жалованье на королевской службе. Но пусть договорной брак по-прежнему был не про чувства, внутри сладко ныло от ощущения, как по-хозяйски уверенно ладонь мужа лежала у меня на спине.

Между тем нас пригласили в банкетный зал, просторное помещение с круглыми столами, залитое ярким светом. Сверкали хрустальные бокалы, серебряные приборы и даже аккуратные золотые каемки на фарфоровых тарелках. Окажись я в этой слепящей роскоши одна, без Филиппа, мигом бы оробела!

В проходе нас остановил невысокий, опрятно-плотненький господин, одетый вычурно и крикливо. На руках поблескивали перстни, на шейном галстуке – драгоценная булавка, а на макушке наполированная лысина.

После сумбурного знакомства выяснилось, что к нам подскочил главный королевский ювелир.

– Филипп, друг мой! Поздравляю со свадьбой! – Его цепкий взгляд остановился на моем кольце. – Леди Торн, благодарю, что согласились поучаствовать в благотворительном аукционе. Все ради добрых дел, так ведь?

Я выступала за любые добрые дела и всегда бросала монетки в ящики для пожертвований, стоящие на рыночных площадях. В общем, собралась сказать что-нибудь умное, подходящее к случаю, но разговор с главным королевским ювелиром диалога не подразумевал. Ответы ему в принципе не требовались. Он поговорил сам с собой и взялся нас провожать к столу. Правда, свернул на середине пути и принялся здороваться со степенной парой, пытавшейся прорваться к своим местам.

– Он так энергично вас встречал, – тихонечко заметила я, держа Филиппа под руку. – Вы его любимый клиент или он просто вам денег должен?

– Надеется сегодня меня разорить, – с трудом сдержав улыбку, отозвался тот.