Дэйвенпорты

22
18
20
22
24
26
28
30

Руби

– Руби, милая, если ты еще раз так вздохнешь, я остановлю экипаж и ты пойдешь домой пешком.

Миссис Тремейн буравила взглядом дочь, сидевшую напротив нее в открытой коляске.

– Я не вздыхала, – возразила Руби.

Она подавила желание скрестить руки на груди, вместо этого поправила подол, чтобы зауженная юбка не касалась более пышной юбки матери.

– Вы с Оливией весь обед только для вида жевали бутерброды и таращились в полные чашки чая. Мы с Эммелин как будто сидели одни.

Мать посмотрела куда-то вдаль.

Руби не заметила, как экипаж отъехал от «Порта Свободы» и прибыл к Джексон-парку. Парк располагался не по дороге домой. Может, мама просто хотела поглазеть на гуляющих. Сама коляска двигалась так медленно, что Руби чуть не уснула.

– Рассеянность Оливии я еще могу понять. – Голос матери упал на несколько октав, хотя поблизости не было никого, кто мог бы их подслушать. – Эммелин сказала, что они с Уильямом немного поторопили эту парочку. – Мать откинулась на спинку сиденья. – Она беспокоится, что из-за этого у молодых все немного застопорилось, но я уверила ее, что в конце концов все образуется. Не сомневаюсь, свадьбу они устроят роскошную.

Оливия и впрямь была занята своими мыслями, но Руби не назвала бы состояние подруги приятным возбуждением. На самом деле Оливия почти двадцать минут разорялась, пока не успокоилась настолько, чтобы отправиться на обед к миссис Дэйвенпорт и миссис Тремейн. Руби думала, не поделиться ли с подругой своими романтическими переживаниями, и Оливия пыталась вытянуть из нее подробности, но Руби не смогла бы найти своим поступкам оправдание.

Несмотря на все их волнения, обед в чайной был настоящим праздником, воспоминанием о временах, когда дамы бывали здесь почти каждый день, порой заскакивали ненадолго, чтобы обсудить слухи и попить крепкого чаю со сладостями. Руби особенно любила пирожные макарун. «А я съела хоть одно?» Девушка потерла виски. Голова у нее болела. Руби было гадко от того, как произошел разрыв с Харрисоном. Она постоянно вспоминала его лицо, перекошенное от боли нанесенного ему оскорбления.

– Руби?

Услышав свое имя, девушка вздрогнула.

Миссис Тремейн наклонилась к ней:

– Как я говорила, рассеянность Оливии я еще могу понять…

Бровь матери медленно поползла к линии роста волос, красиво уложенных. Она явно ожидала, что Руби объяснит свое состояние.

«А ты считала себя такой умной», – выбранила себя девушка. И как она могла рассчитывать, что крепнущие чувства к мистеру Бартону удастся скрыть? Надо было думать головой. Но она ведь и думала головой.

Ей было не сбежать. И теперь стало понятно, зачем было делать такой крюк. Мать привезла ее сюда, чтобы поговорить. Руби заерзала на сиденье. День, который проходил мимо, точно в тумане, теперь обрел четкость. На парковой скамье сидел мужчина и бросал птицам крошки. Две женщины хихикали, спрятавшись под одним зонтиком от солнца. Откуда-то долетал вкусный запах тушеной говядины. Вода, накатывавшая на берег, напоминала о тиканье секундной стрелки в карманных часах отца. Прежде чем Руби заговорила, желудок у нее сжался, как будто напоминая об осторожности.

– Харрисон Бартон, молодой человек, с которым я подружилась… – начала она, – «Ну естественно, мама его помнит!» — он подозревает, что в моем к нему отношении что-то не так. Думаю, мы вряд ли будем и дальше проводить вместе так много времени.

– А ты этого хочешь? Хочешь проводить с ним больше времени?