Дэйвенпорты

Мысль, что теперь Харрисон Бартон будет сдувать пылинки с другой девушки, доставляла ей море страданий. И все же Руби знала: эту боль она заслужила. Она задела его чувства. Разрушила их надежду на счастье. А возможно, и свой единственный шанс на настоящую любовь. Брак с Джоном был бы удобен. Он оправдал бы чаяния старшего поколения обеих семей и удовлетворил бы потребность отца Руби в общественном признании. Она сама и ее семья уже ощутили выгоду от власти и влияния Дэйвенпортов, после того как Тремейны четко дали понять, что союз двух семей по-прежнему возможен.

– Пей свой чай, милая. Ведь мы не хотим, чтобы люди думали, будто нам не по нраву здешние напитки. Хозяева чайной – влиятельные сторонники твоего отца, – напомнила миссис Тремейн сквозь зубы.

Руби подчинилась и поиграла рубином на шее.

– Потом зайдем к шляпнице. Пожалуй, нам нужны новые шляпы. Да, кстати, как насчет «Маршалл Филдз»?

Когда они оказались наедине, миссис Тремейн прошептала:

– Твой план сработал не только в одном направлении. Мало того, что мистер Бартон вернул тебе колье, он еще и вложил немало средств в предвыборную кампанию твоего отца.

– Правда? – воскликнула Руби. При звуке его имени у нее сбилось дыхание. – Когда?

– Несколько недель назад. Мистер Бартон не хотел, чтобы ты знала, а ты, конечно, и так уже запуталась…

С учетом происхождения мистера Бартона, неудивительно, что он заинтересовался кампанией ее отца, но Руби не ожидала, что он станет помогать ее семье. Мистер Бартон верил, что мистер Тремейн сможет изменить ситуацию. Темнокожий мэр – это серьезно.

В кои-то веки Руби совершенно забыла о моде и магазинах, но мать сделала, что собиралась. Она заказала себе и дочери по шляпе, а потом они отправились в самый крупный универмаг Чикаго. По пути миссис Тремейн остановилась пообщаться с каждым продавцом, владельцем газетного киоска и просто знакомым. Она как будто репетировала свой триумф. То и дело от Руби требовалось проявлять внимание к электорату. Девушка должна была чаще улыбаться, быть приятной собеседницей.

В «Маршалл Филдз» грудь у Руби сдавило. И не только оттого, что лиф платья, которое предложила примерить мать, был слишком узким. Руби распалялась оттого, как запросто мать принялась тратить деньги, словно и не было последних месяцев, когда она считала каждый пенни. И словно такое не могло повториться.

Ассистентка помогла Руби расправить юбку и пригладить рюши на плече. Руби восхитилась тем, как тонкая ткань складками легла на ее кожу. Глубокое декольте казалось скромным за счет кружева, пущенного от одного плеча до другого. Волнообразные края кружева едва касались ключиц девушки.

– Мисс Тремейн, хотите сделать цветы на талии? – спросила портниха, прикладывая композицию из шелка длиной примерно с ладонь к завышенной талии платья.

«Мне все равно», – подумала Руби, гадая, сколько примерок ее ждет в будущем. Она сказала, что хочет цветы, и тем самым обеспечила себе немного времени на то, чтобы восстановить самообладание. С каждым мигом ей становилось все жарче, с каждым мигом сердце ее билось все чаще.

Девушка еще раз посмотрела на отражение, сделала глубокий вдох и прикрыла свои истинные чувства самой обаятельной улыбкой. Платье, которое она примеряла, было слишком широкое, подол был слишком длинный. Зажимы и булавки скалывали ткань слишком туго, собирали лишние сантиметры на плечах и талии, подчеркивая изгибы фигуры Руби. Девушка поборола желание высказать свое фи насчет фасона. Он был старомодный, и в нем Руби казалась ниже, чем была на самом деле. Но материал был приятный. Кивнув, продавщица отдернула штору.

– Ох, Руби, – сказала мать. – Это кружево потрясающее.

Портниха повесила сантиметровую ленту себе на плечи. Вокруг ленты вились льняные кудри. Лицо у портнихи было яркое и румяное. Она выжидательно смотрела то на Руби, то на ее мать.

Миссис Тремейн поправила цветы на талии дочери. Руби зажмурилась и подавила желание разодрать платье в клочки. Но, открыв глаза, она увидела, как смягчилось выражение лица матери.

– Моя красавица, – сказала миссис Тремейн и погладила ее по щеке.

Руби схватила ее руку. В этот момент она в полной мере осознала всю тяжесть выбора, лежавшего перед ней: если девушка хотела быть счастлива, ей придется разбить сердце матери.