Луна костяной волшебницы

22
18
20
22
24
26
28
30

Одива высоко поднимает голову и ободряюще улыбается нам.

– Я очень близко подобралась к шакалу, – говорит она, указывая на свои раны, словно это признак особой чести. – Тирус почти готов отдать его мне.

Нахмурившись, я рассматриваю ее царапины. Полосы сгруппированы по три, а не по четыре, как на передних когтях волков. К тому же среди орлиных перьев на эполетах Одивы выглядывает белое перо с янтарным кончиком. И я знаю, кому из птиц оно принадлежит. А еще ее когти по расположению совпадают с ранами на теле Одивы.

Серебристая сова.

– Но сейчас необходимо вернуться в Шато Кре и вознести молитвы Тирусу, – говорит Одива. – Завтра отправимся на охоту вновь.

– А как же Аилесса? – вырывается у меня вопрос.

Пернелль бросает на меня полный согласия взгляд. Теребя свой кулон из позвонка лисы, она шагает к Одиве.

– Я могу возглавить еще один поисковый отряд, matrone. Возможно, в этот раз нам повезет больше.

На несколько мгновений повисает тишина. Одива смотрит на Пернелль, но меня не покидает ощущение, что череп ночной вечерницы на ее голове уставился на меня.

– Никого не заботит происходящее с моей дочерью больше, чем меня, – подбирая слова, говорит она. – Но нам следует положиться на богов. Если Тирус показал нам священного золотого шакала, значит, можно не сомневаться, что он защитит Аилессу, пока мы не поймаем зверя.

Я стискиваю зубы от напряжения. Может, моя вера слаба, но мне не хочется полагаться на бога Подземного мира в вопросе защиты моей подруги. Одива тайком молилась ему, что-то говоря о принесенных ему жертвах, а еще о том, что хотела бы получить взамен. И, судя по всему, это для нее важнее, чем Аилесса.

– Так что сначала мы поймаем шакала, – кивнув Пернелль, говорит matrone. – Мы – одаренные богами Перевозчицы душ. И Тирус решил помочь нам позаботиться об умерших. Так что нужно уважать его волю. Иногда наша верность проверяется даже после того, как мы прошли обряд посвящения.

– Да, matrone. – Пернелль склоняет голову, но я не могу последовать ее примеру.

А вспоминаю о провалившемся обряде посвящения Аилессы. Одива говорила мне, что боги защитят ее дочь. И теперь не могу отделаться от мысли: «Не поэтому ли matrone выбрала меня в свидетели для Аилессы, потому что знала, что боги этого не сделают – по крайней мере, Тирус, – а я окажусь недостаточно сильна, чтобы помочь подруге».

Может, золотой шакал и принадлежит Тирусу, но меня не покидает ощущение, что серебристая сова – знак Элары. И если сова по приказу богини напала на Одиву, то, судя по всему, Элара не хочет, чтобы именно она забрала жизнь шакала.

– Наш план остается прежним, – говорит Одива Перевозчицам. – Если кто-нибудь из вас отыщет шакала раньше меня, то вы должны лишь поймать его. И как matrone, именно я принесу его в жертву.

Мориль косится на Одиву целым глазом. Второй опух и не открывается из-за удара, который она получила во время сражения со Скованным.

– Простите, matrone, но ведь у Аилессы есть одна костяная флейта.

Верно. А значит, во второй нет необходимости.

– Может, кому-то из нас стоит отправиться на поиски вашей дочери, как предложила Пернелль, пока остальные будут охотиться на шакала? – продолжает она. – Уверена, Тирус поймет наше желание не упустить ни одной возможности.