Восхождение богов

22
18
20
22
24
26
28
30

Глава 7. Желание Туулы

Никлос

Нет больше потайной комнаты. Ктуул переместил их в гостиную королевских покоев. От открытых окон тянет холодом, и солнце бьет прямо в глаза, вновь слепя после продолжительной темноты. Проморгавшись, Ник видит вечного, задумчиво смотрящего на него с противоположного конца комнаты. Король догадывается, что эта игра должна была изрядно помотать его нервы, и про себя усмехается. Кажется, он начинает понимать природу характера и души старого бога. А зная тайные страсти, можно планировать свою партию.

– Что теперь?

Ктуул невозмутимо поправляет рубашку, одергивает манжеты и застегивает до конца пуговицы жакета. Он стоит на пути солнца, и оно, заблудившись в фиолетовом шелке волос, вспыхивает, подобно радуге, разбредаясь нимбом вокруг головы старого бога. Даже без проявления силы чувствуется мощь, сокрытая в худощавом теле. Древняя сущность приковывает взгляд, притягивая, как магнит, изгоняя мысли, подавляя и принуждая склониться, забыв обо всем на свете.

Даже мимолетное движение вызывало трепет, пробуждало темные желания, угодные божеству. Кем бы ни являлся Ктуул на самом деле, в этом мире он был богом. Демиургом, способным разрушать и создавать континенты, миловать и карать смертных. В золоте его глаз нельзя было прочитать эмоции, только тени истинных чувств. А повелительный наклон головы приказывал королю подчиниться могуществу бессмертного.

– Я дам время подумать. Ты еще не готов, – сухо ответил Ктуул.

Плавный жест руки, и обстановка вновь изменилась – они оказались в тюремной камере, куда когда-то Никлос опрометчиво заточил вечного. Как же глупо было считать, что эти стены способны удержать такого, как Ктуул!

– Не спорю, потребуется нечто большее, чем просто приятные беседы, чтобы достичь понимания. Однако ты должен знать, что понятие доброй воли в данном контексте воспринимается весьма условно. Я мог бы укутать наши отношения в драгоценные вуали теней, подобно той, что сейчас мы проиграли, но предпочитаю друга, глядящего на мир открытыми глазами. Любую фальшь время сотрет в порошок, оставив истину. Ею мы и займемся. И… тебе бы не захотелось узнать альтернативу.

Ник, оказавшийся на постели, приподнялся на локтях. Голова закружилась от очередной смены картинки, и после калейдоскопа красок эта тусклость особенно бросалась в глаза. А камера, хоть и была просторной, ощущалась каморкой без окон и свежего воздуха. Король ощущал себя в ловушке, зная, что Ктуул упивается его беспомощностью, подозревая, что планируется игра с двойным, а то и тройным дном. Подлинный мастер взлома человеческих душ его так просто не отпустит.

– Ты обещал оставить меня и Селесту, если получишь вещь Клэрии. Убив Кандиру Мойер, ты упустил шанс выбить из нее местонахождение единственной оставшейся вещи святой.

Вечный натянул широкую улыбку.

– А как же твой верный канцлер Богарт? Он успел уйти, но далеко ли? Знал бы ты то, что знаю я о таких, как он, ты бы не был так уверен в нем. Этот мальчик запросто выложит все, как только я растолкую ему истинное положение вещей.

Ник судорожно сглотнул, но разом успокоился. Даже зная, у кого предмет, Ктуул не знает, где он. Иначе Селеста была бы уже здесь. Бога передергивало при одном лишь упоминании ее имени, и это не ускользнуло от внимательного взгляда. Селесте ни в коем случае нельзя попадаться в лапы вечных. Если сам он, представляя интерес для них, не в безопасности и постоянно подвергается атакам, то ее Ктуул попросту сведет с ума.

– Почему ты так ее ненавидишь? – неожиданно для себя спросил король. – Даже презираешь. Никогда не берешь в расчет.

Собеседник, который на победной ноте уже собирался раствориться в воздухе, застыл, на мгновение сжав кулаки. По-птичьи наклонив голову, он задумался, размышляя, стоит ли отвечать на каверзный вопрос.

– Потому, что она – все, что осталось от Клэрии. Потому, что я не могу добраться до мерзавки, посмевшей меня переиграть. Моя ненависть простирается к той, что оказалась неспособна на бо́льшее, чем примитивное существование смертной. Вместе с Каргом Клэрия могла совершить восхождение, но предпочла умереть, не познав истинного могущества и власти. Исчезла, как дым, – с непонятной интонацией в голосе молвил вечный. В его золотых глазах мелькнула радужная искра, и по щеке спустилось серебро, растворяясь на кончике верхней губы. – Селеста такая же. Если ты и дальше будешь поддаваться ей, тебя постигнет та же участь.

* * *

В одиночестве король задремал ненадолго. Полноценный сон никак не наступал: закрыв глаза, опять падая во тьму, он чувствовал под пальцами очертания тела Кандиры, ощущал тягучую кровь на руках, железный привкус во рту, сухость стянутой коркой кожи. После ухода вечного Ник долго щеткой вымывал кровь из-под ногтей, но этого было мало. Последние секунды жизни монахини никак не уходили из головы, и ее отчаянный вопль все еще стоял в ушах криком ночной птицы.

Вместе с тем, Никлос задавался вопросом, как много реального произошло за эти дни? Он успел убедиться в искушенности Ктуула и Туулы. Они непревзойденные иллюзионисты, мастера создавать такую сложную паутину видений, что король попросту не видел разницы между реальностью и фантазией. Нагота слабости. Беспомощности, от которой хотелось кричать.

«Ничему нельзя верить. Даже снам», – думал он, погружаясь, наконец, в благословенное беспамятство.

Ему виделись заостренные макушки горных елей. Холодный ветер ворошил волосы, льдинками застревая на щеках. Он видел серые шкуры, слышал волчий вой, уловил белую вспышку среди деревьев. Его уносит вниз, прямо к стае, где он замечает ее сидящей среди волков. Девушка поднимает голову и смотрит янтарными глазами прямо на него. А когда улыбается, во рту вместо зубов – клыки.