– А, он же только мужних баб лапает. Я и забыла.
София поменялась в лице и поспешно, подобрав подол, побежала к берегу.
– Ты б помолчала. С женатыми вяжешься, а холостые стороной обходят, – уколола Аксинья и побежала вслед за Мышкой.
– Марфа, язык у тебя без костей. Шаболда! – шикали бабы.
– А что? Неправду говорю? Все историю эту знают. Зря, что ли, Матвей Фуфлыга бесился.
– Нет креста на тебе, – проворчала всегда молчаливая Агаша, а Марфа неодобрительно хмыкнула и вышла из воды, с гордостью неся свое статное тело.
– Оксюша, домой мне пора, – Софья натягивала сарафан на влажную рубашку и еле сдерживала слезы. – Загостилась я у вас. Люди смеются.
– Да ты что? Не слушай окаянную, Марфа всю дорогу злобствует. – Но подруга не слушала ее увещеваний. Длинные ноги несли Софью к избе Вороновых. С красными глазами, растрепанной головой ворвалась она в избу и притулилась в светлице, обхватив метелку и прижав ее к сердцу, будто добра молодца.
Девушка не видела, как Федор проводил ее долгим взглядом. Мокрая одежда не скрывала изгибов тела, тонкой талии, пышных бедер. Он нерешительно встал и пошел к дому, где рыдала обиженная София.
На следующий день во дворе Вороновых остановилась дребезжащая скрипучая телега, поводья держал здоровый мордастый мужик одних годов с Василием.
– Здоровья вам, хозяева.
– Здравствуй, – прищурился Ворон.
– София, дочь моя, не у вас ли гостюет?
– У нас, добрый человек, – выступила на крыльцо Анна.
– Соскучились мы по дочке своей. Самая пора страды, а она тут прохлаждается, – не сдержал благостного тона отец девки, оскалив желтые зубы. – Погостила, пора и честь знать!
Софья побежала в светлицу, дрожащими руками стала собирать узелок с пожитками.
– Через два денька сами мы привезем дочку вашу, не переживайте.
– На что она вам сдалась? Батрачит, что ли? Все молоко от нее скиснет.
– Зря ты так. Хорошая дочь у тебя выросла, – не сдержался Василий.
– Пока не собирайся, дочка. Поспешишь – людей насмешишь, – успокоила Анна бледную как смерть девку.