– Хочешь расскажу, что мы с ней сделаем.
– Попробуй, – ухмыльнулся Григорий и быстрым ловким движением метнул нож прямо в шею татю. Аксинья не заметила движения его руки, увидела только, как беззвучно упал разбойник.
Стояла тишина. Оба разбойника лежали тихо.
– Слазь, Аксинья, – позвал Григорий. – Нет больше никого. Видно, вдвоем орудовали.
Она тяжело спустилась, упала в подставленные руки мужа, липкие от крови. Он застонал – рана давала о себе знать.
Кузнец вытащил нож из шеи разбойника и несколько раз вонзил его в злое сердце. Трава вокруг уже была залита черно поблескивавшей кровью. Аксинья в испуге отшатнулась.
– Зачем, Гриша? И так он мертвый.
– Для верности. Кто их, разбойников, знает – вдруг оборотнями обернутся. А ты, голубчик?
Григорий приложил ладонь к шее лежащего под березой татя.
– Жив, зараза. – Мужик захрипел. Кузнец одним движением перерезал горло. Аксинья со страхом следила за его действиями. Мало что знает она о своем милом.
– А может, не надо было их… А? Оставили бы тут. Наши, деревенские, облаву устроили…
– Копекке копек олюмы[47]. Они бы не пожалели меня, глотку перегрызли. А уж что бы с тобой сделали, изголодавшись по бабе… Нам повезло. К утру от них мало что останется, зверье попирует. А ножи надо спрятать.
– Дай кровь-то остановить. – Аксинья оторвала от нижней рубахи лоскуты и стала перевязывать руку. Темная кровь текла густой струей, и сердце Аксиньи заходилось от тревоги – кому, как не знахарке, понимать, что означает столь глубокая рана.
– Не алая кровь, не алая. Слава Святому Григорию, – шептала она. – Все хорошо будет, обойдется…
– Спрячь ножи, – тихо сказал Григорий. Силы начинали оставлять его.
Сковырнув слой мха, она положила во влажную землю два ножа. Руки даже не тряслись, когда она касалась рукояток ножей, запачканных кровью – и разбойничьей, и мужниной.
– Пошли поскорее, вдруг еще кто в их ватаге есть, – поторопил муж.
Аксинья каждый раз вздрагивала, слыша любой шорох, уханье ночной птицы вдалеке, треск валежника. Она чувствовала, что Григорию последняя верста далась тяжело – сказывалась потеря крови. Шептала вслух благодарственную молитву.
– Наконец дома! – Аксинья первым делом промыла рану, туго забинтовала. Григорий побледнел, дыхание его стало неровным, прерывистым, рана была глубока. До утра она колдовала над целебными отварами, прислушиваясь к дыханию спящего мужа и молясь Богородице.
Утро началось с хозяйственных хлопот. Глаза закрывались, руки медленно двигались, каждое движение напоминало об усталости.
ebooksa