Хотел бы я знать – что.
– Ты какой чай пьешь – черный или зеленый?
Илья не старался специально идти тихо. Но Таня не заметила, как он подошел, вздрогнула. Обернулась.
– А ты? – Женские руки взметнулись и легли ему на шею. На этом разговор о чае и окончился. Есть много гораздо более интересных дел в месте, где нет лишних глаз.
Например, целоваться. Уже не так, как у радиостудии. Уже совсем иначе. Когда в поцелуе участвуют не только губы. Язык, дыхание, пальцы, руки, плечи. С его плеч пополз и упал на пол пиджак.
И на этом поцелуй кончился.
Таня тихонько охнула, когда Илья подхватил ее на руки. Он, может быть, и не производит впечатления Мистера Олимпии, но если у тебя нет сильных рук и спины – то ты не отыграешь двухчасовой концерт. Поэтому ежедневно утром и вечером полчаса гимнастики – это его минимум, а отжимания и гиперэкстензия – его лучшие друзья. Но Таня этого не знала и вцепилась в его шею, словно боялась, что Илья ее уронит.
Не уронил. А бережно опустил на синие простыни. На пол отправились синие джинсы и белая рубашка. Бирюзовая футболка и серые брюки. Белье у Тани ярко-желтое, цвета кожуры спелого банана.
А потом на зрение опустился занавес. Синий в белый горошек. И остались только ощущения.
Его пальцы, привыкшие к идеальной ровности белых и черных клавиш, познавали теперь изгибы женского тела.
Подбородок, шея, ключицы. Когда палец добрался до ключиц, Танина кожа стала уже заметно влажной.
Дальше – грудь. Крутой взлет и сосок.
Так, стоп, пауза. Пальцем мало, надо на вкус. Таня что-то шептала ему, но он не только ослеп – он еще и оглох.
Оказывается, страсть на вкус сладкая. И дальше уже не оторваться языком, и снова – изгибы. Как будто он из пианиста переквалифицировался в трубача. Они все делают губами и языком. И дыханием. Но его-то как раз и не хватает.
Живот. Нежнее нежного. Ямка пупка. Ниже.
Ой, нет. Сердце бухнуло в горле, и Илья малодушно свернул влево. Глаже гладкого кожа бедра.
И…
Он открыл глаза.
Он прозрел.
На крепком гладком загорелом девичьем бедре красовался рисунок.