Крик. Ужаса. И облегчения.
Это не Анетта!
Это мертвая девочка. Которая половину часа назад была жива.
А ее девочка может быть где-то там, под завалами. Еще глубже, чем Марта.
Где-то там, где и муж.
Большие балки в стороны растащили.
Йоханес с мужиками и горожанами переносит живых на одну из телег. Фабрициус не шевелится. Испачканная в охре рука свисает с телеги. Эгберт ван дер Пул на той же телеге, машет головой, хочет что-то спросить. Но как ему о смерти дочери сказать!
Повозка полна раненых, но живых.
Еще одна повозка полна. И еще… И еще…
Йон дает первому рыжему вознице отмашку:
— В больницу Святого Георгия везите. И возвращайтесь скорее! Бог даст, еще живых раскопаем. Еще две повозки следуют за мной, с другой стороны мастерских раненых забирать.
Йон с повозками пробирается на другую сторону. Но ее девочка была с этой стороны мастерских. Здесь нашли Фабрициуса, который ее рисовал.
И Агата продолжает разбирать завалы здесь.
На подъезжающие новые телеги сносят бездыханные тела. Или что от тех тел осталось.
Прибежавшие из города жены, вмиг ставшие вдовами, воют. Едкая гарь ест глаза.
Сил растаскивать камни больше нет.
Руки разбиты. Подаренное отцом кольцо хорошей принцессы — плохой королевы врезалось в палец.
Всё меньше неразобранные груды.
Всё больше мертвых под ними. И всё страшнее, всё безнадежнее каждый новый камень сдвигать.