— Уверена, Господин Секретарь Гильдии, муж с вами согласен. Немного поправится после ранений и обязательно вам это подтвердит.
— Хотя я тут слышал и другие разговоры… Про нечестную конкуренцию в Гильдии Святого Луки, — продолжает кожевник.
— Нечестную конкуренцию? — вторит ему Агата.
— Мол, слишком много художников в нашем Делфте развелось. Слишком много предложений. Цены на картины стали падать…
— Цены на картины? — не сразу понимает Агата. И охает. Дошло. — Вы думаете, такое мог сделать кто-то из своих?
— Не думаю! — Кожевник качает головой. — Гильдия Святого Луки — почтенная Гильдия! Наговаривать на ее председателя господина Маурица и на ее членов — страшный грех! Просто что слышал, то и передаю. Хотелось бы мнение господина Ханса узнать.
— Уверена, к следующему разу ему будет немного лучше, и он сможет сам говорить с вами.
Кротко кланяется. Только бы вытерпеть. Только бы удержаться в этой приторной игре в покорную, ничего не понимающую жену. Только бы вытерпеть. Только бы деньги получить. Кажется, главный кожевенник лезет за кошельком. Не спугнуть бы! Не спугнуть…
— Нужно писать взрыв. Как Ван дер Пул пишет! Так и передайте!
Рука кожевника зависла над кошельком. Передумал? Решил, что взрывы на картинах Эгберта более ходовой товар, чем пейзаж Делфта до взрыва Ван Хогволса?
— Царствие небесное рабе божьей Марте.
Агата крестится.
Важный кожевник, переложив кошель из правой руки в левую, крестится вслед за ней.
— Такое горе у Ван дер Пулов. Горе такое!
— Бесконечное горе, Господин Секретарь. — Она вторит, продолжая креститься и не спуская глаз с руки важного кожевника, с зажатым в ней кошельком. — Передам мужу. Непременно передам, что вы советуете взрыв писать.
— Ходовой товар. Понимать нужно. Теперь все хотят картину взрыва.
Задубленные за долгие годы работы с кожей руки главного кожевника развязывают тесемки на кошеле.
— Все!
— Кроме тех, кто там был, — бормочет Агата.
— Что вы сказали?