Когда мы покинули Кубу

22
18
20
22
24
26
28
30

Для родителей, как принято считать, все их дети равны. Но они тоже люди, и никакие человеческие слабости им не чужды. Любимицей отца всегда была я: молчаливое взаимопонимание, существовавшее между нами, позволяло мне испытывать границы его терпения так, как не дозволялось больше никому. У мамы тоже был любимый ребенок.

В атмосфере нашей семьи уже давно ощущается приближающаяся гроза. В наэлектризованном воздухе мы танцуем вокруг того, о чем нам слишком тяжело говорить…

– Алехандро мог бы быть жив… – я догадываюсь, какими будут следующие слова, но не могу защитить себя от этого удара и от боли, которую он мне причинит, – если бы не ты, – договаривает мама.

Есть нечто особенное в отношениях между сыновьями и матерями. Особенно кубинскими.

– Это ты набила ему голову всякими идеями!

– Идеи у него были свои, – защищаюсь я.

Он ими гордился, он не боялся умереть за свои мечты и убеждения. Я их разделяла и не отрицаю своей ответственности, но это несправедливо – забывать о том, что мой брат мыслил самостоятельно и имел собственные желания.

– Ты его подтолкнула, ты никогда не оставляла его в покое. С самого детства он из-за тебя постоянно во что-нибудь ввязывался, и вот чем все это закончилось.

– Я его не убивала.

Я понимаю ее горе, отчасти понимаю даже злобу: разве я сама не испытывала подобного чувства, когда смотрела на Фиделя? Я не могу понять одного: почему этот горящий злобный взгляд моя мать направляет на меня.

– Все сложилось бы по-другому, если бы ты не надоумила его пойти против собственной семьи. Это ты свела его с ума. Он тебя послушал, он за тобой пошел. Все это твои идеи. А сам он был хорошим мальчиком.

Мне почти жаль маму. Она не из тех, кто понимает людей, которые мыслят и чувствуют иначе, не из тех, кто легко приспосабливается к переменам. Живя в мире вечеринок и магазинов, она, конечно, не могла принять то, во что превратилась Куба. До обычных кубинцев ей дела нет, она защищает лишь свой частный мирок.

– Мы отправляем тебя в Европу. Поживешь у моей кузины в Испании.

– Что, прости?

– С твоим отцом я уже договорилась. В преддверии свадьбы Изабеллы твое присутствие здесь нежелательно. Я не позволю тебе перечеркнуть будущее сестры. Это событие слишком важно для нее. И для всех нас.

– Я не собираюсь перечеркивать будущее Изабеллы.

– Ты уже почти сделала это. Если Томас расторгнет помолвку, у нее больше не будет шансов. Она останется одна.

– Как я? Мы не твои двойники. Может, мы не стремимся выйти замуж за богатых мужчин, потому что, в отличие от тебя, способны прожить и сами?

Рука матери молниеносно вытягивается вперед, раздается громкий хлопок, и на моей щеке остается горящий след от ее ладони.

– По-твоему, ты можешь делать что угодно, быть кем угодно и пренебрегать своей семьей без каких бы то ни было последствий? Мои родители захотели, чтобы я вышла замуж за твоего отца, и я вышла. Я это сделала, потому что дорожила репутацией моей семьи и уважала желания старших, а ты постоянно идешь нам наперекор. Все, хватит. Ты едешь к моей кузине в Мадрид.