Смурф говорит, это пиздец, брат. Словно психическая интоксикация. И дело не только в братве. У вас и девки такие, кому все равно, что вы живете на грани, что вы заняты какой-то ненормальной ебаниной. Скажем, идешь ты на движ, а такая цыпа говорит, постарайся достать мне брюликов или постарайся принести мне что-нибудь. Но хуже всего в этом дерьме, Снупз, это то, что даже после всей этой жести чуваку все равно будет мало. Ему все время мало, словно тебе кажется, что ты недостаточно крут. Неважно, что ты замочил кого-то или ограбил уйму людей, или еще что. Тебе всегда надо больше, но ты даже не сознаешь, что тебе ничто не приносит радости, птушта ты все время пуст, и в тебе эта бездонная дыра.
О чем мы со Смурфом не говорим, это о постоянном напряге, когда твое тело все время ждет схватки, когда ты все время ждешь, что чья-то хмурая рожа – это сигнал к нападению. А если ты решишь оставить такую жизнь, тебе же будет хуже. То есть как только ты решишь, что дальше уже некуда, сразу, как ты расслабишься, ослабишь бдительность и, скажем, пойдешь с подружкой прошвырнуться по магазам на Оксфорд-стрит или типа того, и наткнешься на каких-нибудь недругов, которые тебя узнают, птушта ты зависал с тем-то и тем-то или состоял в такой-то банде, тебе тут же предъявят. Прямо на месте, в толпе покупателей и туристов, чуваки достанут ножи, как у Рэмбо, чтобы почикать тебя. Никого не колышет, что ты уже другой, что ты больше не участвуешь в этом, что уже завязал. А если ты настолько тупой, что выложишь им что-то подобное, единственное, что они поймут, это что ты теперь слабак, что им нечего опасаться в плане обратки, и это только подтолкнет их что-то сделать с тобой, здесь и сейчас. Легкий способ набрать очков.
Или бывает, ты оказался один в такой части города, где не чувствуешь себя вполне надежно, и видишь братву, идущую тебе навстречу или тусящую на углу впереди, и не можешь развернуться или перейти на другую сторону дороги, птушта это просто покажет, что ты зассал, а ты не зассал, не зассал (говоришь ты себе) и должен заставить себя пройти через них. И уже на подходе ты готовишься к худшему, тело захлестывает адреналин, ноги сзади так и горят, живот перетекает в грудь, и ты думаешь, что будешь делать. Начинаешь искать глазами, что бы такое схватить вместо оружия – если при тебе ничего нет, – и ожидаешь внезапного наезда.
И такое каждый день – прикинь? Большую часть времени ничего не происходит, но твои тело и разум постоянно крутятся в этом экстремальном цикле боеготовности, и это тебя дико изматывает, дико нагружает, и ты все больше куришь дури, чтобы успокоиться, но на деле ты от этого только больше параноишь, и воображение слетает с катушек.
Время – странная материя, сквозь которую мы живем. Несколько месяцев такой безумной жизни – год, два – могут показаться вечностью. Словно ничто никогда не изменится. Словно не вырастет новое поколение, которое подомнет нас, словно после нас ничего не будет. Словно мы – последняя глава в истории мира. Мы сменили прошлое поколение бандосов, и теперь все всегда будет по-нашему. Но это всегда – просто миг во тьме, о котором все забудут, едва наступит новый день.
Иногда я уже не уверен, кто я. Мы носим столько всяких масок, сбивающих нас с толку. Словно ты так давно носишь маску, что смотришь в зеркало и убеждаешь себя, что это и есть твое лицо. А потом ты уже вообще себя не узнаешь. Даже самое чистое, что в тебе есть, может утонуть во лжи. Это как с моралью и убеждениями: ты думаешь, что это нечто, заложенное в тебе самой природой, а на самом деле тебе внушили – внушают с самого рождения, – что такое хорошо и что такое плохо.
Я выплываю из этих мыслей и смотрю на Смурфа, который уставился в телек невидящим взглядом. Экран в наступивших сумерках дрожит синим светом в гостиной. По телеку продолжается викторина, и ведущий задает участнику шутливые вопросы: мультфильмы «Уорнер Бразерс» всегда завершаются фразой: вот и всё, кто? А: ребята, Б: друзья, или В: детки?
Но это не перекрывает тишину, висящую ватным шаром между мной и Смурфом, словно мы копнули слишком глубоко, слишком многое открыли друг другу, да и самим себе – и нам пришлось затронуть вещи, которых мы стараемся не трогать. Пока не выразишь что-то в словах, оно не станет реальностью, но теперь уже поздно. Я смотрю на Смурфа. Одним из его ближайших друзей был Рико. За день до того Смурф мне сказал, что видел брателлу, замочившего Рико на Хэрроу-роуд. Мы все знаем, кто это сделал, но никто не стучит. Прикинь? Натыкаться на убийцу своего друга и ничего не делать. Я видел, что Смурфа подмывает взять и устроить жесть.
С недавних пор он стал вести этот тренинг личностного роста, несмотря на то, что был одним из тех брателл, кто не выходит из дома без оружия. Был, в натуре, универсальным солдатом. Он запросто мог выхватить ствол и пойти вразнос, как реальный ганста. Но теперь он старается мыслить позитивно, старается быть примером своим мелким и молодому поколению – что бы это ни значило. Но в этот момент я вижу только три золотые цепочки у него на шее, а когда он выпускает дым из ноздрей, у него во рту сверкает брюлик. Зуб даю, он теперь носит больше цепочек, чем когда был на дороге. Он сказал мне, что с тех пор, как он стал вести этот тренинг, всякий раз, как клиент платит ему картой, он сразу после сеанса идет к банкомату, снимает деньги, несет домой и кладет в коробку от обуви. Теперь хотя бы он врубается в здоровое питание, покупает свежие кокосы, капусту и брокколи и готовит смузи.
Однажды утром я иду с Дарио в ЮК, достать дури у Криса с Принцесс-роуд, птушта у дяди Т по нулям и он хочет пополнить запасы. У стены, напротив дорожного знака, стоит грязный матрас. Я вижу пару чуваков, зависающих в дверях – я их не знаю, они меня тоже, – и иду дальше. Кажется, целая жизнь прошла с тех пор, как мы все зависали у Пучка, проводя дни напролет у него на хате. Я вижу впереди одного брателлу смешанных кровей, он стоит посередине тротуара и разговаривает с двумя женщинами. Бросив взгляд на меня, он снова поворачивается к ним, не думая уступать дорогу нам с Дарио. Он стоит посередине, а женщины – по краям. Я думаю, не, этот брателла хочет нагнуть чуваков, типа, мы должны сойти с тротуара или сказать, извините, как какие-то фуфелы. Я иду, не сворачивая, и задеваю его плечом, но не останавливаюсь. Когда я поднимаюсь на крыльцо к Крису, я поворачиваюсь и вижу, как этот брателла смотрит на меня и улыбается. Взгляд не отводит.
Достав дури, я говорю Дарио, старик, ты видел, как держался этот брателла? Внаглую – увидел чуваков и нисколько даже не посторонился, чтобы мы прошли?
Дарио говорит, я знаю, Снупз, я знаю, это какой-то идийот, по-любому, ну его.
Мы выходим с хаты Криса. Тот брателла снова меня замечает и на этот раз поворачивается и встает посреди тротуара, сложив руки и расставив ноги. Я думаю, ну и фуфел. Чувак, в натуре, меня задирает. Посмотрим, из какого он теста. Пройти мне негде, так что на этот раз я его прямо отпихиваю, и он кричит мне вслед, хер моржовый.
Я оборачиваюсь. Чо? Ты чо, бля, сказал, старик?
Он говорит, чего ты, бля, такой? Зачем пихнул меня? Не видел, чувак тут стоит, или что?
Я иду к нему, и, когда я уже близко, он начинает улыбаться и толкает меня в грудь. В следующий миг я слышу его крик, в глазах у меня сплошное красное марево, как если смотришь на солнце, закрыв глаза, и я понимаю, что схватил его зубами за ухо. Готов оторвать ему ухо. Но, услышав, как он кричит, я его отпускаю, птушта понимаю, он не того замеса. Для начала, я вообще не помню, чтобы кусал его за ухо. Я хватаю его, а другой рукой достаю из кармана ключи, зажимаю в пальцах и начинаю фигачить его по башке. Он заваливается через заборчик в чей-то палисадник и тянет меня за собой. Подходит Дарио и разнимает нас, и я встаю на ноги. Он тоже встает, снимает футболку и прикладывает к голове, а по волосам текут черные кровавые ручьи. Он тяжело дышит, уставившись на меня. Зуб даю, он все еще лыбится.
Я ухожу с Дарио, и он говорит, можно было без этого, Снупз, никакой необходимости.
А я ему, но я уебал его?
Дарио всасывает воздух и говорит, однозначно, браток, но можно было без этого.
И я такой, но я его реально уебал?