— Это цена, которую ты заплатишь за то, что играл в Бога.
— Посмотрим.
— Сделка только такая, Алекс. Или ты соглашаешься, или я ухожу от всего этого, от тебя…
— Я соглашусь на твои условия, — говорю я, — но мне нужна гарантия. Что ты не примешь опрометчивого решения.
Она качает головой.
— Например, какое?
— Например, складной нож, — говорю я, оценивая ее настороженную реакцию. — Мне нужно орудие убийства.
Осознание меняет выражение ее лица. Просовывая руки между нами, она скользит ладонями по моей обнаженной груди, разлучая нас.
— Это единственная улика, которая докажет, кто убил Эриксона.
— Нож нужен нам, чтобы подставить Брюстера, — еще он нужен нам для того, чтобы разорвать все связи Блейкли с убийством.
Она нерешительно бросает взгляд на дверь спальни, затем смиренно вздыхает.
— Хорошо, — потирает руку, направляясь в гостиную, и говорит через плечо: — Я побоялась оставлять его в своей квартире, — она роется в своей сумке.
По моему позвоночнику пробегает волна гнева, от напряжения скручиваются кости. Все это время у нее были доказательства, которые могли посадить ее за решетку.
— Это чрезвычайно опасно и эгоистично.
Остановившись в дверном проеме спальни, она поднимает голову.
— О, я должна была оставить это в своей квартире, чтобы ты украл? Ты прав, как эгоистично с моей стороны.
Я подхожу к ней и протягиваю руку. Со стоическим смирением она кладет завернутый в пластиковый пакет нож мне на ладонь.
— Я положу его в надежное место, — говорю я.
— Или ты можешь отрезать эту чертову штуку от своей ноги, — возражает она.
Я почти улыбаюсь, слыша, как жесткость Блейкли проскальзывает сквозь ее ослабевшие трещины.