Затем был Адриан, который выглядел самым странным из всех. Я продолжала думать о том, каким он был бледным, и желала, чтобы он посмотрел мне в глаза и одарил одной из своих непочтительных улыбок, чтобы дать мне понять, что он не воспринимает все это слишком серьезно. Я никогда не видела, чтобы он стоял в церкви, ни разу не закатив глаза или не подмигнув мне, когда священник продолжал монотонно бубнить.
По крайней мере, я думала, что он обнимет меня утром и скажет, что любит меня. Что он будет скучать по мне, но он надеется, что я буду счастлива с Себастьяном.
Он ничего этого не сделал. Когда я рано утром зашла в его комнату, чтобы попытаться поговорить с ним, его кровать была пуста. Обычно требуется духовой оркестр, чтобы разбудить его.
Я почувствовала укол беспокойства, но сказала себе, что это ерунда. Я пыталась смотреть только на Себастьяна, на его красивое лицо и взволнованное выражение. Я посмотрела на его рост, широкую грудь и атмосферу абсолютной уверенности и сказала себе: —
Затем, наконец, церемония закончилась, мы стали мужем и женой с кольцами на пальцах, и он поцеловал меня… Самым теплым и счастливым поцелуем в моей жизни…
И затем…
Все обернулось кровью, ужасом и страданиями.
Тот идеальный момент разбился вдребезги, как стекло, расколовшись на тысячу осколков, которые, падая, порезали каждую частичку меня.
Мой отец предал Галло. Он также предал меня.
И мой брат пытался убить человека, которого я люблю.
Он приставил пистолет к голове Себастьяна. Он попытался нажать на курок.
И остальные из них…
Я не знаю, сколько погибло.
Моя рука взлетает ко рту, когда я понимаю, что я даже не знаю, жив ли Себастьян. Последнее, что я помню, это мой дядя Вейл, наставляющий пистолет на моего мужа, и я, прыгающая между ними…
Я прикасаюсь к своему плечу, которое настолько затекло и ноет, что кажется каменным. Снова я слышу этот звенящий звук, который преследует меня при каждом движении.
Я чувствую, как толстая повязка обматывает мою грудь от плеча до спины. А также изодранные и грязные остатки моего свадебного платья. И затем я вижу вокруг моих запястий и лодыжек… наручники. Железные браслеты, прикрепленные к цепям.
Я снова поднимаю запястье, дергая.
У меня ограниченная подвижность, потому что эти цепи, по-видимому, прикручены болтами.
Я издаю тихий стон. Это звучит очень жалко в этом темном, унылом пространстве.
Я понятия не имею, кто посадил меня в это подземелье и приковал к стене. Я не знаю, где я, если я вообще все еще в Чикаго. Я едва вижу комнату, в которой нахожусь, я чувствую, как стены смыкаются вокруг меня.