Тяжелая корона

Все, что я знаю наверняка, это то, что я сижу на матрасе, укрыв ноги единственным тонким одеялом.

Я все еще в свадебном платье, но тиары, в которой я была, той, что принадлежала моей матери, больше нет. Как и моих туфель.

Я лихорадочно нащупываю свою левую руку правой.

По крайней мере, мое кольцо все еще на месте. Я касаюсь этого маленького обруча с прекрасным бриллиантом, крутя его на пальце.

Я не знаю, что бы я делала, если бы потеряла и это тоже.

Мне хочется плакать, но я не позволю себе этого.

Я не знаю, кто мог смотреть или слушать.

Поэтому вместо этого я сворачиваюсь в клубок, чувствуя непрекращающуюся пульсацию в плече и вопреки всему надеясь, что Себастьян все еще жив.

Я не знаю, сколько я лежала в темноте.

Я знаю, что несколько раз засыпала и мне очень хотелось пить.

Наконец, после того, что кажется вечностью, дверь со скрипом открывается и загорается свет.

Я сажусь на матрасе, моргая от слепящего света.

В дверях стоит фигура, которую я узнаю сразу: мой высокий, сильный, неизмеримо красивый муж.

Я пытаюсь вскочить на ноги, чтобы подбежать к нему, но цепи сковывают меня, и ноги подкашиваются подо мной. Я чувствую острую боль в плече и сильную волну тошноты, которая заставляет меня тяжело опуститься на матрас.

Для меня лучше, что я не могу броситься в объятия Себастьяна, потому что он уже отворачивается от меня с выражением отвращения на лице.

— Не прикасайся ко мне, — говорит он белыми, как мел губами.

Выражение его лица не похоже ни на что, что я видела раньше: ярость и отвращение. Как будто он меня чертовски ненавидит.

Это настолько непохоже на то, как Себастьян обычно смотрит на меня, что я могу только растерянно моргать, удивляясь, как этот человек, который всего несколько дней назад был готов отправиться ради меня на край света, теперь может относиться ко мне, как к дерьму на подошве ботинок.

Затем я присматриваюсь немного внимательнее к глубоким, похожим на синяки пятнам у него под глазами, и осунувшимся щекам, и страданию в его глазах, скрывающемуся за этой яростью. И я знаю, что кто-то умер. Может быть, много людей.

— Себастьян, — я хриплю. У меня пересохло в горле. Трудно говорить.