И оживут слова

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я не только о тебе сейчас, дочка. Я ничем не лучше была, – добавила она, помолчав.

Я неверяще подняла взгляд. «Не лучше Всемилы?»

– Я после тебе расскажу, откуда на самом деле шрам у отца на лице был.

В ее голосе прозвучало столько боли и вины, что мне вдруг стало тоскливо и с удвоенной силой захотелось быть под стать Добронеге. Чтобы Радим не со страхом на меня глядел и не с грустью, а с гордостью. Что там говорил Альгидрас? «Радим никогда не сделает ничего тебе во вред. Ты всегда должна ему верить! Он скорее даст себя убить, чем причинит тебе зло…» Вот ведь дилемма: можно ли верить человеку, который, глядя в глаза, способен соврать и не дрогнуть? Впрочем, альтернативы у меня не было, поэтому я просто улыбнулась Добронеге и накрыла ее руку ладонью:

– Пойдем?

– Пойдем, Всемилка! – От ее ответной улыбки я почувствовала себя немного увереннее.

Я справлюсь. У меня ведь на самом деле нет выбора. Я буду играть роль эдакой улучшенной версии Всемилы, иначе просто погибну здесь.

У поворота нас ждали стражники, и в их взглядах сквозило явное облегчение. Наверное, суровый воевода по головке бы не погладил, не приведи они нас на встречу с князем. Добронега сама распахнула ворота во двор Радимира. Собаки снова не было, и я вздохнула с облегчением.

На крыльце нас встретила Златка. Она крепко обняла Добронегу и что-то зашептала ей на ухо. Мне показалось, что Злата за что-то благодарит свекровь. Потом жена Радима крепко обняла меня и звонко поцеловала в щеку. Я напомнила себе, что мы – семья, и выдавила улыбку. Не уверена, что она получилась такой же искренней, как у Златы, но на большее я сейчас была не способна.

Мы прошли через большие сени и комнату, в которой в прошлый раз Радим сидел за столом, уставленным резными фигурками, и Злата распахнула боковую дверь. В просторной горнице был накрыт стол, однако праздничный ужин пока не начался. Было видно, что ждали нас. Я почему-то думала, что здесь будет многолюдно: князь, многочисленная свита… Но за столом сидели Радим и еще двое мужчин. Скользнув взглядом по князю с сыном, я посмотрела на Радима, потому что понятия не имела, как себя вести. Отметила только, что князь сидит посередине, по левую руку устроился его сын, а по правую – Радим. Добронега легонько подтолкнула меня в спину, и я сделала шаг вперед, не отрывая взгляда от Радимира. Тот чуть улыбнулся, встал и обошел стол. Я шагнула к нему, чувствуя себя актрисой второсортного театра. Вот сейчас мне говорить текст, а суфлера нет, и надеяться можно лишь на упавшие декорации или погасший свет. Словно в ответ на мои мысли Добронега громко произнесла: «Здравствуй, князь!» – невольно выступив суфлером. Краем глаза я увидела, что она начинает кланяться. Я молча повторила ее движение, думая о том, как я сама должна обращаться к князю. И должна ли вообще? Оставалось надеяться, что мой первый в жизни поклон вышел удачным.

Выпрямившись, я увидела князя, который тоже встал нам навстречу. Он ответил на приветствие и спросил о здоровье Добронеги, и я вдруг подумала, что именно такими рисуют былинных правителей. Такое же чувство – узнавания чего-то сказочного – уже посещало меня при первом взгляде на Радимира.

Князь оказался высоким, выше Радима, на нем была простая белая рубаха с вышивкой, лоб обхватывал широкий кожаный обруч с каким-то узором, а на поясе висел кинжал. Я бросила быстрый взгляд на Радима. Тот тоже был в белой вышитой рубахе, но без оружия. Я вновь посмотрела на князя, и мое сердце застыло: вот сейчас он закончит говорить с Добронегой и посмотрит на меня… Кто я в его глазах? Суженая сына? А вдруг все же в первую очередь я та, что побывала в плену у кваров? Но, странное дело, князь даже не удостоил меня взглядом. Время шло, а он все так же продолжал расспрашивать Добронегу о Злате, которая, кстати, уже устроилась за столом со стороны Радима и сейчас с полуулыбкой смотрела то на отца, то на свекровь, об отваре, который Злата посылала матери, еще о какой-то ерунде. Может, зря я волнуюсь? Может, я вообще здесь далеко не гвоздь программы? Едва я решила, что можно расслабиться и вздохнуть чуть свободнее, как поняла, что голос Добронеги звучит непривычно напряженно. Оказывается, я успела привыкнуть к плавным интонациям ее речи, и сейчас то, насколько сухо-учтиво звучали ее слова, заставляло думать, что причины для волнения все же есть. В противовес напряжению Добронеги князь, казалось, лучился радостью и добротой. Во всяком случае, с его губ не сходила улыбка и сам он не отрывал взгляда от матери Радима. И внезапно мне показалось, что в этом взгляде не только вежливость. Неужели все так просто и причина этого приезда вовсе не Всемила?! Я снова посмотрела на князя, который слушал Добронегу точно завороженный, и мне стало неуютно. Что-то всплыло в памяти… Я отчетливо услышала детский плач и чей-то сорванный голос, а еще, как тогда с кораблем Будимира, вдруг ясно увидела перед собой черноволосого мальчика с пронзительно-синими глазами. И смотрел он так, будто я сделала что-то страшное. Вот только я откуда-то знала, что смотрит он не на меня: этот взгляд уже который год преследует совсем другого человека.

Я почувствовала звон в ушах и моргнула, возвращаясь в реальность. Обрывки некогда написанных строчек вертелись в сознании, сбивая с толку, и я знала, что мне нужно всего лишь несколько минут тишины, чтобы вспомнить эту историю, как я вспомнила то, что случилось со Всемилой. И тогда, пожалуй, я узнаю о князе намного больше, чем знает даже его собственная дочь.

Внезапно я услышала имя Всемилы, и князь Любим наконец посмотрел на меня. Это было неожиданно, а еще обидно оттого, что я так и не успела вспомнить. В горле у меня тут же пересохло. Я попыталась сглотнуть, но с ужасом почувствовала, что вот-вот начну кашлять, постаралась улыбнуться, но губы словно заморозило. В эту минуту мне вдруг стало так же страшно, как перед первой встречей с Радимом. А что, если он тоже знает обо мне гораздо больше, чем родные Всемилы? В памяти всплыла фигура Помощницы Смерти. Что же она все-таки сказала тогда Альгидрасу? Почему я так и не спросила у него?! А вдруг она сказала это кому-то еще?

– Здорова ли ты, милая? – проговорил князь, и его губы тронула улыбка.

– Да, благодарствую, – пролепетала я, очень удачно вспомнив, как кто-то при мне отвечал так на вопрос Добронеги.

– Напугала ты нас, милая, – снова подал голос князь, и я увидела протянутую мне руку Радима.

Я шагнула вперед, безотчетно сжала его мозолистые пальцы и почувствовала ответное пожатие. Внезапно мне снова стало спокойно, как в тот раз, когда он вернулся из погони за кварским кораблем и вот так же одним пожатием руки прогнал все мои страхи. Мысли о вчерашнем вечере отступили на второй план, и я взглянула в глаза князю уже гораздо спокойнее. У него был очень холодный, пронзительный взгляд. Казалось, он видит меня насквозь. И не было в этом взгляде ни капли того сочувствия, которое выражали его слова. Мужчина оглядел меня с ног до головы и вновь улыбнулся.

– Хороши те басни, у которых конец хорош, – негромко проговорил он и провел рукой по моей щеке. Несмотря на то что жест был почти отеческим, в этом прикосновении не было нежности. – Ну вот, Миролюб, и нашлась твоя пропажа, – обратился князь к мужчине за столом.

– Хвала богам, – откликнулся мужской голос с легкой хрипотцой.