Доверься мне

— Стелла-Кнопка? — Джон появляется передо мной, располагая над нами зонт. — Какого черта ты здесь стоишь? Открой дверь и убирайся с дождя.

Почему он? Из всех людей, живущих в гребаном здании, почему это всегда должен быть он? Прямо сейчас вместо него я бы предпочла миссис Голдман и ее «я же говорила».

Горло сжимается.

— Я пытаюсь.

Он наклоняется ниже, вероятно в попытке расслышать мой тихий голос за шумом дождя.

— Что не так? Дверь сломалась?

Моя губа дрожит и перед тем, как ответить, я сильно прикусываю ее.

— Код не срабатывает. — Я быстро вбиваю его только для того, чтобы получить отказ. — Видишь?

Повисает ужасная пауза. Чувствую на себе тяжелый взгляд. Потом он наклоняется, и я напрягаюсь, стоит нашим щекам соприкоснуться.

— Стелла, милая, код 22577, а не 77522.

Я это знала. Но как объяснить, что считала, будто ввожу правильную комбинацию и что мой разум перепутал цифры где-то по пути? Я не могу. Не буду. Поэтому просто стою, оцепенев и разрываясь на части.

— Эй. — Нежность в его голосе заставляет меня поднять голову. Он изучает мое лицо, и в уголках его глаз образуются морщинки. — Господи, Стеллс, ты меня убиваешь.

Не понимаю, о чем он. Я — та, кто промок и замерз.

Джон медленно поднимает руку и убирает с моей щеки мокрую прилипшую прядь. Между нами повисает тишина, пока он смотрит на мое лицо так, будто никогда прежде не видел. Хотя когда я смотрю на него, каждый раз ощущается как первый и в то же время так, будто я всегда любовалась его прекрасным ликом.

Вот так мы и стоим, а дождь барабанит по зонтику и отскакивает от брусчатки у наших ног. Я не могу заставить себя пошевелиться или сказать хоть слово. Он суров, неприступен и прекрасен, его темные волосы потускнели от серебряных капель дождя.

Мы не виделись с того вечера, когда Джон убежал от меня, но время не ослабило силу притяжения, которое я испытываю всегда, когда оказываюсь рядом с ним. Во всяком случае, сейчас все еще хуже. Я прерывисто вздыхаю, и его взгляд устремляется к моим губам.

— Форназетти, — наконец выпаливает он хрипло.

— Что? — Мой собственный голос похож на грустное кваканье.

Джон сводит брови.

— Знаешь такие итальянские тарелки? Разрисованные в черно-белых тонах с изображением девушки. У нее большие глаза, милый маленький носик и сладкий ротик, словно бутон. — Я, вероятно, хмурюсь, потому что его щеки вспыхивают, и он торопится. — Ты напоминаешь мне ее.