– А, ясно, ты специально упоминаешь ее, чтобы позлить меня, но у тебя ничего не выйдет, – радостно заявил Нико. – Ты же знаешь: у нас с ней взаимная неприязнь.
– Да, конечно. У тебя недюжинный талант к ненависти. – Париса вперила в него проницательный взгляд. – Сколько людей зараз ты способен «ненавидеть»? Ограничения есть?
– Не-а.
Париса закатила глаза.
– Иди поспи. Когда проснешься, меня уже не будет.
– Но память об этой ночи сохранится, ваша королевская нежность.
Наверное, не стоило это говорить, потому что, когда он наконец проснулся – ближе к десяти утра, разнеженный и полный сил, – обнаружил пропажу любимого свитера, на месте которого лежала записка:
Впереди была холодная зима, но Нико, как ни странно, не расстроился. Давно он не чувствовал себя так хорошо и потому, внезапно найдя в себе смелость, которой давно уже не ощущал, достал телефон.
«Я тут – самый глупый парень», – написал он.
«Не могу не согласиться», – ответили ему.
Следом пришло еще сообщение:
«Я слишком долго пропадал, Ники.
Осталось последнее дело, и скоро я тебя навещу».
Либби
– Роудс права, – сказал постдок [23] невысокого роста по фамилии Фаррингер. Ожесточенно жестикулируя, он не то чтобы походил на Нико; скорее на препода, которого тот спародировал бы после пары, повеселить сокурсников (всех, кроме Либби). – Квантовая теория гравитации куда уместнее…
– Разумеется, Роудс права, – сказал Мортимер, другой постдок, выше ростом. – Но речь не о том.
– О чем тогда, Морт? Если будешь говорить так всякий раз, когда мы станем поднимать вопрос динамического окружения и относительности…
«Так вот какой была бы жизнь без Нико де Вароны», – беззаботно подумала Либби. Будь она единственным одаренным физиком в НУМИ, все просто соглашались бы с ней. Говорили бы: «Разумеется, Роудс права». Ведь так и есть! Всегда было. Просто, когда Либби выдавала дельные мысли, у нее на щеках не проступали ямочки от улыбки. Или дело в том, что у нее яичники вместо яиц? Впрочем, сейчас-то какая разница?
Либби вдруг сделалось душно, захотелось зевнуть. Они устроились в одной из подвальных лабораторий, куда в самом начале изгнали всех докторов-физиков, и от этого становилось еще обиднее, право слово. ЛАРКМИ располагался в одном из прекраснейших зданий в викторианском стиле, и, когда Либби только подошла к нему, она ожидала застать внутри только промышленные цеха. И оказалась отчасти права, одновременно попав пальцем в небо. Ее встретили утонченные лестницы из кованого железа и оригинальные деревянные половицы, однако само нутро опустошили, превратив в подобие внутреннего дворика. Когда она впервые вошла, над куполом главного атриума, выложенного мексиканской плиткой и итальянским мрамором в идеальном сочетании (гладкая красная поверхность сливалась с заводским кирпичом), темнело ночное небо. А в тенях, что постоянно менялись с течением дня, безостановочно двигались вверх-вниз похожие на птичьи клетки лифты.
ebooksa