Парадокс Атласа

22
18
20
22
24
26
28
30

Заметив в витрине магазина рядом с кофейней отражение копны черных волос, она даже не услышала Белен – так зашумело в ушах. От прилива адреналина и молниеносного приступа паники пересохло в горле, и Либби с трудом сглотнула, услышав только обрывок оптимистичного ответа:

– …Только рада.

Белен пропустила Либби вперед. «Ничего, – напомнила себе Либби, посторонившись перед толпой прохожих. – Это не Эзра».

(В этот раз – нет.)

(Пока нет.)

– Отлично, – выдавила она, пытаясь успокоиться и открывая дверь. Человек, которого она увидела (если увидела), уже ушел (если вообще был). – Прости, – сказала Либби, снова ловя на себе выжидающий взгляд Белен. – Значит, тебе интересно? – подытожила она, жестом руки приглашая Белен войти. – Хоть это и не твоя специализация?

– Сто процентов, профессор…

Либби нахмурилась, снова обернувшись и пропуская вперед себя Белен.

Никого. И ничего. Она не видела Эзру. Он ее не нашел. Ей ничто не грозит.

(Пока что.)

Либби сделала глубокий вдох и выдохнула.

– Точно, – сказала она, только сейчас сообразив, что надо бы попросить Белен обращаться к ней «Либби», а не «профессор». – Итак, расскажи еще раз про лей-линии.

Каллум

Каллум начинал ясно понимать две вещи. Первое: Рэйна – деятельный безумец. Он собирался указать на очевидное, а точнее, что обстоятельства ее рождения – появление на свет в семье, которая в принципе тебя не хочет, – очень уж странно повлияли на ее эмоциональные процессы. Дело в том, думал сказать Каллум, что в детстве психика очень хрупкая и трещины в ней не зарастают. Ущерба не исправить, а делать вид, будто его нет, или пробовать как-то подняться над ним – стать выше, сильнее боли – это не для эмоционально несостоятельного человека вроде Рэйны. Тем более что ей не стоило влиять на древнюю волшебную библиотеку, прося что-то запретное.

«Ничего личного, – сказал бы ей Каллум. – Не ты одна совершаешь вселенские глупости. Уйма людей страдает теми же расстройствами, поэтому не сочти за оскорбление, когда я скажу, что так ты не получишь любви, которой тебя обделили в пять лет». Но, к несчастью, перспектива влезать в это показалась ему ужасающе скучной, да и кто бы стал тратить время на душевные раны? Так что Каллум решил промолчать.

А второе, что ему открывалось, – по мере того как дни становились короче и холоднее – это нежелание Атласа видеть его, Каллума, на ежегодном балу Общества. И Хранитель надеялся добиться этого, прибегнув к своеобразной реверсивной психологии.

А точнее, он сказал: «Вы приглашены», – без преамбулы, когда Каллум задержался в раскрашенной комнате после очередной из ставших такими редкими встреч. Приглашение Атлас озвучил для всех, перед тем как распустить их. (Трудно сказать, кто меньше всего обрадовался такой обязаловке. Похоже, каждый по-своему представлял себе, как можно провести это время с большей пользой.)

– Полагаю, мисс Камали уже обозначила свое намерение присоединиться к нам? – ответил Атлас на незаданный вопрос. – Так что можете поинтересоваться у нее на предмет выбранного ею гардероба.

И никаких тайных угроз, скрытых намеков?

– Так мне забыть, что всего несколько месяцев назад вы желали моей смерти? Не пытайтесь отрицать, – беззаботно сказал Атласу Каллум, остро чувствуя настроение собеседника и пребывая в трезвом (трезвом ли?) уме. Все это казалось безнадежно благопристойным, а потому нереальным, и это ощущение лишь усилилось, когда Атлас не стал спорить. – И вот вы приглашаете меня на вечеринку, – насмешливо проговорил Каллум, – как… почетного гостя?