Парадокс Атласа

Тристан моргнул, и по его щекам скатились горячие, жгучие слезы.

Гребаный стыд. Он встряхнулся и утер глаза.

– Вот как вы думаете? Будто мы с вами оба – угнетенные? – бросил Атласу Тристан.

Тот промолчал, и Тристан вскочил на ноги.

– Пошел ты, – бросил он, вылетел из кабинета и поднялся к себе.

Следующие несколько недель Тристан не находил себе места и не понимал, что делать с тем, о чем он теперь знает. Или Атлас просто внушил ему, будто он что-то там знает. И какого хрена он вообще до сих пор торчит в этом доме, полном секретов, предательства и пороков? Тристан ненавидел Каллума и Парису, никогда не питал особых симпатий к Рэйне, а вот как быть с Нико, еще не придумал. Когда Тристан позволил себе разоткровенничаться, Нико мог сообразить, что именно Атлас нарыл у него в голове, и это вызывало нечто большее, чем просто ненависть.

Он снова стал испытывать тоску, неуемную потребность в утешении. Он же думал, что причина его экзистенциального кризиса – в Либби, но оказалось, Либби – не просто причина. Она – частичка, фрагмент чего-то, чего пока не в силах осознать его слабый разум. Поначалу Тристан решил, что это из-за нее он не может овладеть своей магией: Либби пропала, и, до тех пор пока не вернется, ему постоянно будет чего-то не хватать. Доброты? Морали? Другой важной и непонятной ему черты характера?

Он и не думал идти на это дурацкое мероприятие, пока не ощутил зверский голод, а снизу доносились такие аппетитные и манящие, словно крупные бабки, ароматы. Именно тогда он решил, что смысла ненавидеть Атласа нет. Что он такое, в конце-то концов? Когда другой странник, Эзра, покинул праздник, Тристан проследил, как Атлас, поднеся к губам фужер шампанского, неохотно соглашался в чем-то с премьер-министром хер пойми какой страны.

Внезапно Тристан увидел глупость всего этого: Общество, архивы, мир и собственно Атлас. Он, в конце концов, всего лишь человек, не лишенный пороков, недостатков и занимательных черт, со своими планами. За пределами этого дома можно встретить людей и похуже, у которых и аппетиты крупнее, и эго побольше.

Эзра, кем бы он ни был, прав. Всё в жопе. Не потому, что Атлас Блэйкли – злодей или Общество – само зло; просто мир такой, какой есть.

Или же прав Атлас: этот мир – лишь один из многих.

Размышляя об этом тогда, на ужине, Тристан увидел шедшего навстречу Нико, рассеянно кивнул ему и поинтересовался:

– А отчего ты не с Рэйной?

– Ну, она меня ненавидит и желает мне смерти. Фиг знает почему. Или ей просто жрать охота. А кто это был? – спросил Нико, мотнув головой в сторону уходившего Эзры. – Какой-то шишка?

– О, это… – Тристан не вовремя сообразил, что понятия не имеет, кто же такой этот Эзра, а все потому, что толком его не слушал. – Эзра.

– Эзра? – скривился Нико. – Прости, старая привычка. Я знаю только одного Эзру, и тот – полное говно. Я бы сказал, что мы – заклятые враги, но вряд ли он способен совершить нечто, достойное моей ненависти. – Рассеянным взглядом он обвел толпу: от надувшейся Рэйны в одном углу до Парисы, заливающейся смехом в окружении небольшой группы не в меру внимательных мужчин. – Впрочем, ты, думаю, тоже о нем наслышан.

По ходу дела Нико думал, что Тристан считает его лучшим другом и фанатично записывает за ним анекдоты из жизни.

– С какой стати мне знать о ком-то, на кого у тебя зуб? – ершисто спросил Тристан.

– Ты не понял: он – никто, я не злюсь на него, – пробормотал Нико, не менее оскорбленный. – Просто я думал, что Роудс тебе рассказала.

– Роудс? – Пульс Тристана подскочил и снова упал. – А как она с этим связана?