Крах Атласа

22
18
20
22
24
26
28
30

Едва он это произнес, как понял, что все происходит взаправду. Слева от него, напружиненный и готовый стартовать, как следующий участник эстафеты, замер Далтон. У противоположной вершины их магического ромба, справа от Нико встал Тристан, как обычно угрюмый. Впрочем, Нико еще ни разу не видел, чтобы он проигрывал, вот и сейчас не ждал поражения.

– Мы, – сказал он снова, бросая взгляд на Гидеона, сидевшего на почтительном расстоянии от поля их эксперимента и рассеянно склонившего голову набок, в потоках льющегося через апсиду солнечного света. – Мы не случайны.

Остались у Либби еще сомнения или нет, но все началось. Если придется тащить ее силой, то сколько бы она ни упиралась, Нико ее потащит.

Хватит болтать.

Время пришло.

Найти силу было просто. В доме она постоянно текла у самой поверхности – только руку протяни. Ты словно держал ногу на педали газа. С тех пор, как пропала Либби, с тех пор, как она вернулась, Нико только и делал, что шел по инерции. Отсутствие половинки почти обездвиживало, вызывая неотступное чувство нереальности. Но вот она снова здесь, вернулась и держит его за руки, сильная как никогда прежде, что он и собирался ей доказать. Взревел мотор, взмахнули флагом. Тихо перемигивались огни в раскрашенной комнате, эдвардианские светильники дрожали на викторианских столах.

Нико ждал от Либби ответа на свой сигнал.

Она уловила его чары мгновенно, рефлекторно. После задержки длиной в полсекунды будто щелкнул хлыст, и они полетели как пуля. Поначалу взрыв оглушил, в ушах зазвенело, и Нико ненадолго замешкался. Тристан и Далтон будто пропали с границ поля зрения; Гидеон исчез во вспышке чего-то яркого. Нико ощущал всюду, внутри и снаружи, в пульсации сердца, в жилах, в мозгу. Нико словно падал в пропасть, и движок заглох. Не стало силы. Ее ритма. Ее пульса.

На миг он ощутил себя невесомым, нематериальным, посреди ничего. Он перестал дышать, руки и ноги ничего не чувствовали, и сам он не чувствовал их. Остались только знание и уравновешивающая мысль о том, что Либби здесь. Сила переполняла его, словно восторг, от которого он задыхался. У него словно разом случились аневризма, эмболия, эпилептический припадок. Удар сердца – и дальше ничего.

Ничего.

А потом…

Потом…

Тристан

Перед ним простиралась вечность, вдаль от изгиба реальности, который прежде был камином в раскрашенной комнате, и она напоминала множество вещей. Как космос. Как ночное небо в прямоугольнике окна его спальни. Как блеск в почти забытых глазах матери. Как сверкание алмаза под его сбивчивое и нарушенное обещание. Как три точки в окошке чата, говорящие, что ответ еще пишут.

Что бы там Далтон ни призывал из пустоты космоса, выглядело оно в точности как схема Нико, и это бесило, распаляло, приводило в ярость. Ярость на грани воодушевления. Ярость, от которой внезапно разыгрался зверский аппетит. Будто он всю жизнь ждал, чтобы в итоге проглотить блюдо в один присест.

Он видел звезды и планеты. Видел пустоту широких просторов. Видел бесконечное множество дверей в свое воображение, ощущал страх, у которого был привкус рассвета, и понимал, ради чего родился.

Для этого. Для этого восторга. Для этого он и был рожден.

Он потянулся и стал невесомым, слишком тяжелым для падения и слишком красивым, чтобы сгореть. Впервые в жизни Тристан Кейн забыл о ненависти и сожалении. Он понял нечто важное, а именно то, что он не важен, и это окрыляло в тот момент, потому что он был свободен. Он не важен! И ему не надо быть важным! Нико был прав, весь мир – гармошка, тайные складки, и в конце концов ничто не имеет смысла. Ни Тристан, ни его боль, ни это наслаждение. Сейчас он чувствует это блаженство, но через миг оно пройдет. А пока оно живо, он будет свидетелем.

Он существовал, и он узрел все это!

* * *

Он колебался всего миг. Но стоило потянуться к полотну реальности, чтобы разделить его и заглянуть наконец за занавес вселенной, произошла ошибка. Замыкание. В мельтешении статики пробежала какая-то искра.

На долю мгновения, помимо славы, триумфа, он испытал слабость. Недолгое ощущение стыда.