— Тебя отец разыскивает. Столкнулся с ним случайно.
— Руки помой, — злобно сказала Клюся, — после него — надо.
— Все настолько плохо?
— Ты даже не представляешь, насколько. Черта лысого я вернусь. Покантуюсь тут, у ребят, пока не гонят, — она обвела жестом комнату, и я с печалью осознал, что в восемнадцать лет девочки не приобретают навыков уборки автоматически, вместе с совершеннолетием. А я так надеялся.
— И что, он тебя тут не найдет?
— Сюда ему ходу нету. Он Невроза Невдалыча ссыт.
— Серьезно? Мэр города боится директора детдома?
— У нас все сложно, и оно не такое, как выглядит, странь. Запомни это, иначе не выживешь.
— Страсти-то какие, — улыбнулся я.
— Лыбься-лыбься, — мрачно сказала Клюся, — потом поймешь, да поздно будет. С Лайсой говорил?
— Говорил. Она против. И я ее понимаю.
— Ничего ты не понимаешь. И она тоже. Никто ничего не понимает и мне не верит. Все верят Мизгирю.
— Слушай, ты обижена на отца…
— Обижена? — Клюся схватила меня худой рукой за рубашку, притянула к себе, и мы практически уперлись носами. От нее сильно пахло табаком, потом, сладкими детскими духами с корицей и немного — алкоголем. Разве подростки сейчас пьют и курят?
— Я обижена? — зашипела она мне в лицо, как злая кошка. — Да он мне с шестнадцати лет прохода не давал! Однажды подпоил и мать его практически с меня сняла! Два года он пытался меня трахнуть. За жопу хватал, сиськи щипал, я вся в синяках ходила! И трахнул бы, если бы мать не пригрозила федералам заяву накатать! Местные полиса ее посылали, не хотели с Мизгирем связываться. Тогда он и стал угрожать ей Бабаем. Мол, если она не уймется — то Бабай ее заберет. И ей письма от Бабая приходили, я знаю. Она боялась, но не отступала. Мой отец ее фактически убил. Из-за меня. Вот так я обижена!
Она прокричала последние слова, резко оттолкнула меня и сказала тихо:
— Может, если бы дала ему, мама бы жива была. Перетерпела бы как-нибудь, проблевалась, и она бы не погибла.
— Эй, ты ни в чем… — запротестовал я, но она меня перебила.
— После того, как мамы не стало, он, было, отцепился. Может, ему Сумерла теперь сосет, не знаю. Но вчера просыпаюсь, а он ко мне под одеяло лезет. Я одежду со стула схватила и бегом. Оделась уже на улице. Вот, тут теперь. Душ уже раз восемь приняла, никак не отмоюсь от его лапанья…
— Охереть, — сказал я растерянно, — вот же гондон.
ebooksa