– Он неплохо говорил по-русски и сказал, что разбирается в музыке. Пошутил даже, что его имя, как и у Моцарта. Вильгельм. Я не стал поправлять, ведь Моцарта звали Вольфганг.
– Это тот самый обер-лейтенант Риттер! – вставил Сосновский. – Вот ведь паршивец, он еще и культурными ценностями решил приторговать! А вообще-то это мысль!
– Ты о чем, Михаил? – не понял я.
– Да так, идейки есть. Еще не оформившиеся в голове, – ответил Сосновский и улегся на солому, заложив руки за голову.
– Ну ничего, служитель музыки, – я похлопал Пашкевича по плечу. – Выберемся! Не переживай. И скрипки твои выручим. Ты расскажи, как ты в музыканты-то пошел? Таланты проснулись или наследственное это у тебя?
– Наследственное, – оживился Алексей. – Вы знаете, кем был мой предок? Русский музыкант Василий Алексеевич Пашкевич! Вы, наверное, и не слышали о таком? Конечно, он жил во второй половине восемнадцатого века. Но в свое время это был очень известный человек, и его хорошо знали и ценили даже при дворе. Не все, правда, но Екатерина Вторая очень ценила. Он работал в известном в то время «Вольном театре» Карла Книппера. И сотрудничал он с величайшими музыкантами того времени Княжниным и Матинским.
Пашкевич был оперным музыкантом. Четыре его оперы в жанре комической оперы были поставлены в этом придворном театре. Он даже писал оперы на тексты императрицы Екатерины Второй. Пашкевич был очень известен и при дворе, и вообще в Петербурге. Его знали все, и все почитали как гениального музыканта, композитора. Он десять лет проработал при дворе, и из второго «бального» оркестра его перевели в первый и присвоили звание камер-музыканта. А потом он стал руководителем оркестра – концертмейстером бальной музыки, получив чин коллежского асессора! Между прочим, из всех композиторов, служивших при русском дворе, только итальянцу Сарти был пожалован такой же чин. Кроме придворной и театральной службы Василий Пашкевич занимался педагогической деятельностью. До самой смерти императрицы Екатерины Второй он продолжал сочинять музыку к придворным увеселениям, но после кончины Екатерины Павел Первый его уволил с единовременным вознаграждением, то есть без назначения пенсии. Увы, композитор Пашкевич скончался, оставив вдову с годовалой дочерью. Так вот порой кончают жизнь великие!
– Так иногда кончают жизнь и не только великие, – усмехнулся я. – Неблагодарность тех, от кого зависит наша судьба, – явление частое.
– Вы это о ком? – насторожился Пашкевич.
– Это я вообще. Философствую, – пояснил я и решил перевести разговор на другую тему. Менее щекотливую. – А твои скрипки правда такие дорогие?
– Скрипки Ивана Андреевича Батова? Да, дорогие. Он же был первым российским знаменитым мастером по изготовлению музыкальных инструментов. Он появился на свет под Москвой в семье крепостных графа Шереметева. Изготовлению смычковых инструментов Батов обучался у московского мастера Василия Владимирова. Музыкальный мастер Василий Владимиров считался лучшим в Москве. Его мастерская в Каретном Ряду была не только мастерской, но и школой. Там Батов и освоил тонкости этого мастерства и полюбил его на всю жизнь. Батов не терпел поспешности в работе, и, работая ежедневно самым напряженным образом, мастер тратил три месяца для изготовления скрипки и около пяти месяцев – на виолончель. Считая, что для качества звука инструментов одним из самых важных условий является подбор очень старого, выдержанного дерева, Батов тратил на его покупку невероятные суммы. Его инструменты можно узнать по узору. Он разработал свою форму деки. Она чуть отличается от классической. Знаете, придет время, и инструменты работы Батова встретить будет, к сожалению, сложно. Может, эти последние, а их украдут фашисты!
Поздно вечером меня и Сосновского вывели на допрос. Когда нас вели к дому, где располагался штаб этой части, я увидел обер-лейтенант Риттера, который разговаривал с Фридом. Они стояли возле бронетранспортера, и их едва освещали фары грузовика, который с заведенным мотором кого-то ждал. И немец, и диверсант выглядели так, как будто они о чем-то секретничают и не хотят, чтобы их видели за этим занятием. На нас они внимания не обратили. Наверное, они нас с Сосновским уже списали со счета.
– Видел эту парочку? – тихо спросил я Сосновского, когда мы прошли мимо бронетранспортера.
– Видел. Ты, Максим, мне только не мешай. Я попробую разыграть эту партию. Черт ее знает, но мне кажется, что может получиться. Уж больно характерный типаж у этого Вильгельма Риттера. Навидался я таких в Берлине в свое время.
Руки нам не связывали, и это было хорошим признаком. Хотя пристрелить нас могли прямо во дворе и с несвязанными руками. Однако нас с Сосновским привели в дом, потом по длинному коридору завели в какую-то комнату, как я понял, это был в прошлом музыкальный класс или просто в него снесли все музыкальные инструменты, которые нашлись в поселке. Мордатый рыжий ефрейтор и трое солдат со «шмайсерами» на груди завели нас в эту комнату и поставили лицом к стене. Унизительно для «немецких офицеров», но придется терпеть и играть свою роль до конца. И вот раздались быстрые уверенные шаги по коридору и в комнату вошел Риттер. Я почему-то сразу подумал, что это он. Обер-лейтенант велел солдатам выйти и за дверью ждать команды.
– Послушайте, обер-лейтенант Риттер! – Сосновский повернул голову и стрельнул взглядом в сторону немецкого офицера. – Речь идет о чести. Вы унижаете честь старшего офицера! Еще раз повторяю вам, что мы с майором прибыли сюда по личному приказу адмирала Канариса. И дело это касается лейтенанта Вальтера Фрида, который на самом деле является русским по имени Василий Федорчук. И он под колпаком у абвера! Черт вас возьми, Риттер, вы заставляете меня выдавать вам тайну моего ведомства!
– Почему я должен вам верить? – Риттер вскинул брови.
– Да потому, что мы с вами встречались в Берлине. Ну-ка, вспомните тридцать седьмой год, Салон на Ораниенштрассе, 64. Не вы ли были приглашены туда неким влиятельным лицом, хотя по молодости лет не имели на это права? Вы были никем, но вы присутствовали на процедуре награждения великого музыканта Карла Эмиля Пауля Линке «Серебряной медалью почета Берлина»?
– Я имел на это право, – машинально пробормотал Риттер и покраснел. – Я был лучшим выпускником музыкальной школы магистрата Берлина.
– А-а, – многозначительно протянул Сосновский. – Конечно. Где вы со своей школой, а где Линке, который был главным дирижером и композитором театра Метрополь. А вы знаете, что этой осенью Линке готовят подарок к семидесятипятилетию? Его изберут почетным гражданином Берлина. Вы хотели бы присутствовать на этом торжественном мероприятии, где соберется вся богема столицы? Или вас туда еще не ввели? Вильгельм Риттер, вы выбираете не тех друзей и покровителей. Следуйте за адмиралом Канарисом, и все двери столицы откроются перед вами. А вы решили завести дружбу с предателем, с изменником и неполноценной личностью Федорчуком, который похитил важные документы абвера и хочет их продать или русским, или англичанам. Скажите, Риттер, вы идиот, или прикидываетесь, или ведете свою игру?