– И они. Просто у них своя справедливость, свое представление. Извращенное! Знаешь, Миша, я убежден, что на протяжении всей человеческой истории каждый хоть раз останавливался в размышлениях о смысле жизни. Для одних этот смысл кроется в богатстве и успехе, для других – в духовных исканиях и семейных радостях. Но что, если самые глубокие и истинные переживания лежат в арене борьбы за справедливость? Ты не думал об этом? Когда я задумываюсь о своей роли в этом мире, меня неизменно посещает мысль, что жизнь обретает значение не в личных амбициях или материальных завоеваниях, а в стремлении принести справедливость в этот часто жестокий и циничный мир. Справедливость как высший идеал позволяет нам видеть не только свои интересы, но и интересы окружающих, размышлять о том, как наше поведение и решения влияют на общество в целом.
– Ты имеешь в виду борьбу за правду? – спросил Сосновский. – А она у каждого своя.
– Нет, она единственная. Я так считаю! И борьба за правду и равенство – это не просто благородная цель, это жизненная необходимость. Справедливость пронизывает все аспекты нашего существования: от социальных взаимоотношений до глобальных политических движений. Размышляя о смысле жизни, я все больше прихожу к выводу, что именно стремление к справедливости делит людей на великодушных и безразличных, на тех, кто готов пожертвовать ради общей пользы, и тех, кому важна только собственная выгода. Конечно, путь борьбы не легок, но именно в моменты, когда кажется, что тьма побеждает свет, и проявляется истинное мужество и стойкость души. Возможно, каждый из нас не в силах изменить весь мир от корней и до вершин, но вместе, бок о бок, мы оформляем равновесие души, создавая пространство, в котором принципы справедливости и правды становятся не просто абстрактными идеалами, а живой частью повседневной жизни.
– Диалог с самим собой – это наша беда и наше спасение в этом мире, – глубокомысленно заметил Сосновский.
– Что есть смысл жизни, если не этот постоянный диалог с миром и самим собой? – улыбнулся я в темноте. – В этой борьбе за правду и равенство мы обретаем истинное понимание того, кто мы такие и к чему стремимся. Борясь за справедливость, мы не только преодолеваем свои внутренние барьеры, но и формируем будущее поколений, которые смогут жить в мире более честном, добром и справедливом. Так что, Миша, исходя из этого, для меня становится очевидным, что борьба за справедливость – это не просто ключ к решению многих социальных проблем, это еще и путь к обретению личной гармонии и внутреннего мира. И, возможно, именно в этой борьбе, в этом непрерывном стремлении к лучшему и к человеческому достоинству, и заключается истинный смысл нашей жизни.
Мы замолчали. Сосновский продолжал лежать с открытыми глазами и думать. Он сейчас продолжал создавать свою комбинацию. Скорее всего, у него получится до конца убедить Риттера, что мы свои. Этот молодой амбициозный, но не слишком удачливый офицер как нельзя лучше подходил для наших целей. Я забрался на самый верх к окошку. Небо было пасмурным, и это хорошо. Лунная ночь нам совсем не подходила. Если побег получится, тогда у нас возникнет другая проблема – как пробиться к своим, как перейти линию фронта. Документы – вот что самое важное сейчас. А Фрида придется убить. Слишком много знает, слишком опасен. Этот не успокоится, этот до последнего будет идти по нашему следу. Только он понимает важность захваченных документов. Лучше всего взять Фрида в плен и дотащить до своих, но не получится. Он обязательно постарается в какой-то момент сбежать от нас или выдать. Фрид диверсант, а не разведчик, так что на этом его ценность заканчивается.
Стемнело полностью, и я вдыхал свежий воздух, напоенный ароматами луговых цветов и трав, речных запахов. Я очень любил это время суток. Наверное, еще с детства. Вечера в Москве, когда затихала городская суета, когда открывались окна, чтобы избавиться от дневной духоты и впустить в комнаты немного вечерней прохлады. Часто из окон лилась музыка из старого патефона. И на тротуарах появлялись парочки. Девушки в ситцевых платьях и белых носочках, парни в пиджаках, небрежно наброшенных на плечи.
А еще я вспоминал летние вечера на даче. Мы туда выезжали каждое лето, я дружил с местными деревенскими пацанами и часто проводил с ними вечера и ездил в ночное. Вечер в деревне – это вообще что-то удивительное. Вечереет над рекой. Солнечный диск медленно клонится к горизонту, раскрашивая небеса теплыми оттенками розового, оранжевого и золотого цвета. Яркий свет постепенно исчезает, делая цвета мягче, более приглушенными, словно кисть художника касалась полотна легкими прикосновениями.
Река, отражая небо, словно великая водная зеркальная гладь, начинает мерцать изнутри. Ее воды, прозрачные и гладкие, как стекло, наполняются огненными отблесками заката. Даже мельчайшие волны, вызываемые вечерним бризом, переливаются многочисленными оттенками.
Тихий шепот рябины на берегу убаюкивает птиц, драгоценные мгновения вечера прерывают лишь пение одинокого соловья и легкие всплески рыбы, играющей на поверхности воды. Вдали, за таинственными линиями лесов и полей, где продолжается непрерывный танец теней и света, медленно проходят облака, подобные леденцам, растворяющимся в горячем чае.
На фоне всего этого великолепия природа, будь то деревья, растения или животные, кажется, замирает в благоговейном ожидании томного времени суток. Каждый цветок, каждая травинка, каждое создание готово к наступающему спокойствию ночи. Искры светлячков уже начинают пробуждаться из своих укромных уголков, готовясь осветить темную долину своими мягкими огоньками.
Вдоль реки, покрытой вечерним дыханием, медленно начинают сгущаться сумерки. Их серебристо-синяя прохлада скрадывает очертания берегов, делая мир таинственным и загадочным. Словно старинные корабли, плывут по небу звезды, одна за другой загоревшись в восхитительной небесной глубине.
Мир у реки засыпает, убаюканный нежными объятиями вечера, греющего душу и сердце. На этом фоне можно услышать лишь умиротворяющие звуки природы: поток воды, шепот листвы, далекий крик ночной птицы. Все это создает впечатление невероятного спокойствия и безмятежности, словно весь мир погружается в сладкий и глубокий сон под мягким покровом ночи. Покой и безмятежность! Как все это далеко теперь, в далекой, прошлой жизни…
Я услышал внизу тихие голоса. Спустившись, увидел, что Пашкевич стоит и чешет смущенно в затылке. Сосновский встряхивал его, как грушу, и пытался чего-то добиться. Я поспешил к ним.
– Наш музыкант созрел, – ткнул в сторону Алексея пальцем Михаил. – Прозрение на него нашло.
– Понимаете, у меня родственники в деревне есть, я часто гостил у них, и только сейчас до меня дошло, что мы в сенном сарае с вами заперты.
– И что? – удивился я. – Сенной сарай. Овин. Вон сеновал двухъярусный, и даже сено еще на полу есть. Что дальше?
– Так вентиляция же всегда делается в таких сараях. Сено проветриваться должно по все толщине, иначе оно гнить начнет. Вон окошко под самой крышей, а внизу, в нижнем венце, обрезок бревна свободно лежит. Его отодвигают на время сушки. Там и собака, и человек пролезет. Мы детьми все время лазили. Это вон там, справа, внизу, должно быть. У самого основания столбов, которые второй ярус держат.
И тут нам пришлось замереть. За дверью снаружи послышались голоса. Говорили по-немецки. Я сразу сделал знак разойтись в разные стороны и лечь. Никто не должен догадываться, что мы втроем общаемся. По нашей легенде, два немецких офицера из абвера не знают русского языка. А музыкант не знает немецкого. Через некоторое время голоса затихли, а потом заскрипела задвижка на двери. Дверь приоткрылась, темная фигура проскользнула в сарай, и мы услышали голос Риттера:
– Господа! Господин майор, проснитесь!