Елизавета согласилась и отправила список французскому послу для передачи энергичному мажордому. При этом королева, однако, тайно использовала своё влияние на короля, чтобы добиться очень важной уступки, которая, хотя и доставила ей на время удовольствие, но впоследствии привела к горькому раскаянию. Она добилась разрешения пользоваться услугами Луизы де Бретань, Клод де Винё и остальных своих французских дам, при условии, что они не будут занимать официальные должности при дворе. Что же касается Анны де Монпасье, то она должна была пока оставаться при испанском дворе как подруга и кузина Елизаветы. Список придворных, которых королева желала оставить при своей особе, был достаточно длинный. В первую очередь, там стояло имя её бывшего управляющего аббата Сент-Этьена, которого она просила назначить на должность своего подателя милости. Ещё королева желала, чтобы её врачи и аптекари тоже сохранили свои посты. Кроме того, она очень нуждалась в услугах своего скорняка, ювелира и портного, некоего Эдуарда Леата, а также более восьмидесяти дворян из своей свиты. Не говоря уже о карлике Монтене, в пару к которому супруг подарил ей карлицу Магдалену Руис. Правда, список сократился за счёт увольнения слуг королевы, вместо которых сразу же были назначены испанцы. Подчинившись желаниям своей любимой госпожи, граф Альба де Листа, тем не менее, предупредил Елизавету:
– Ваше Величество совершила роковую ошибку, последствия которой однажды отразятся на Вас самой.
Желание Филиппа угодить своей молодой жене, должно быть, было действительно велико, если он временно отказался от своей обычной антипатии к иностранцам и от своего убеждения, что ничто не может быть выполнено хорошо, если это не будет сделано испанцами. Вероятно, секрет необычайной уступчивости католического короля в этом деле заключался в слабом здоровье королевы, и в его опасении, как бы принудительная высылка её соотечественников не нанесли бы ей ещё более серьёзного ущерба. Екатерину Медичи посредством переписки убедили в том же Луиза де Бретань и Клод де Нана, которые, по их утверждению, жили с Елизаветой с самого её рождения и, следовательно, только они понимали её потребности. В свой черёд флорентийка умоляла зятя:
– Прошу Вас, сын мой, оставьте французских дам, потому что положение королевы, моей дочери, будет поистине безнадёжным, если она, не владея испанским языком, будет окружена только особами, не знающими её привычек, и которым ей будет трудно объяснить свои желания.
Таким образом, дело закончилось компромиссом: кроме французов, в свиту Елизаветы вошли также испанцы: граф Альба де Листа сохранил должность мажордома, графиня де Уренья – главной камеристки, Фредерик Португальский стал главным конюшим, а герцогиня Альба, принцесса Эболи, герцогиня де Нахара, маркиза де Сенете и графиня Альба де Листа были назначены почётными дамами.
Из-за того, что дон Карлос не смог справиться со своей лихорадкой, турнир в Ассегну так и не состоялся. Вместо него Филипп II приказал устроить состязание в пешем поединке прямо во дворе Алькасара.
Тем временем во Франции происходили очень важные события. 1 февраля в Нанте близ порта Гюг во Франции был составлен протестантский заговор против Гизов. Согласно планам заговорщиков (их прозвали гугенотами), они хотели захватить братьев, предать их суду и таким образом «освободить короля», установив над ним регентство Бурбонов. Однако слухи о заговоре дошли до герцога Гиза, поспешившего 21 февраля перевести королевский двор из Блуа в соседний замок Амбуаз. Местные жители и посланные Гизами войска подавили мятеж и в Амбуазе начались казни гугенотов: с трибуны Франциск II, Екатерина Медичи и герцог Орлеанский, брат короля, наблюдали за тем, как пятьдесят два дворянина лишились голов на плахе. Приговорённые пели псалмы, ожидая своей очереди, и звук их пения всё слабел по мере того, как увеличивалось число отрубленных голов в корзине. Герцог де Гиз наблюдал за казнью верхом на лошади. Только Анна д’Эсте, его жена, единственная плакала, не в силах перенести эту жестокость.
Если Елизавета радовалась, что заговор гугенотов не навредил её семье, то Филипп II был поражён таким быстрым распространением ереси в соседнем с Испанией государстве.
Глава 10
Как только французский посол договорился о выплате оставшегося приданого Елизаветы, Филипп II сразу назначил жене ежегодное содержание в 60 тысяч дукатов (а позже увеличил его до 100 000). Это оказалось весьма кстати, так как она уже задолжала своему казначею. После выздоровления пятнадцатилетняя королева снова ощутила вкус к жизни и каждый день заказывала себе новые платья из лучшего шёлка и бархата, чередуя испанскую и французскую моду. Испанцы завистливо шептались, что это озолотит портного, которого Елизавета привезла с собой из Парижа, и окончательно опустошит и без того дефицитную испанскую казну. Однако католический король смотрел на все траты молодой жены сквозь пальцы. Обладая невероятной жизнерадостностью, Елизавета словно передавала Филиппу энергию своей молодости. По просьбе мужа она уже больше не носила парик и почти не красилась. Екатерина Медичи каждый месяц присылала ей итальянские и французские духи, которые Елизавета использовала в важных случаях или на придворных церемониях.
Кроме того, она вознаградила слуг, заразившихся от неё ветряной оспой, и тех дворян, которые не вошли в её придворный штат и готовились к отъезду. Епископ Лиможа за свои услуги получил в подарок небольшое имение, а барон Лансак – пенсию. Открытое выраженное недовольство тех лиц, которые должны были вернуться во Францию, сильно огорчило королеву, но зато уменьшило сожаление, которое она испытывала, отказавшись от их услуг. Елизавета заявила епископу Лиможа:
– Теперь я знаю по опыту, что величайшее благо, которое может случиться со мной, будет заключаться в том, чтобы отослать всех, кроме тех слуг, которые доказали свою преданность и стойкость.
Обязанности французского посла при испанском дворе в этот период и в последующие несколько лет были весьма обременительны. Помимо особого поручения следить за поведением молодой королевы, его главными обязанностями были, во-первых, докладывать об отношениях между Англией и Испанией; во-вторых, утвердить Филиппа в его поддержке католической партии во Франции; в-третьих, сообщать королеве Екатерине в частном порядке о намерениях и тайных предложениях, сделанных Гизами Филиппу; в-четвёртых, добиться брака между младшей дочерью Екатерины, Маргаритой де Валуа, и доном Карлосом: в-пятых, докладывать Екатерине о поведении француженок из свиты Елизаветы: и, наконец, использовать все средства, чтобы добиться свержения герцога Альбы и усилить влияние в Испании дома Мендоса.
Приезд Елизаветы обострил вражду между могущественными домами Мендоса и Толедо. Герцог Инфантадо, однако, редко появлялся при дворе и не проявлял никакой политической активности, так как был в преклонном возрасте и предпочитал всему уединение в своём роскошном дворце в Гвадалахаре. А маркиз де Сенете, его сын и наследник, не слишком блистал талантами. Таким образом, интересы дома Мендоса при дворе защищал королевский фаворит Руй Гомес де Сильва, принц Эболи, женатый на представительнице боковой ветви этого рода. Карьера сего прославленного деятеля представляла собой наиболее примечательный пример приобретения власти и огромных богатств только благодаря личной милости государя, которой он пользовался до конца жизни. Руй Гомес происходил из португальского герцогского дома Сильва. Он впервые приехал в Испанию в 1526 году в свите Изабеллы Португальской, невесты императора Карла V, и держал мантию молодой императрицы во время церемонии её бракосочетания в часовне Альгамбры. В то время Рую Гомесу было всего восемь лет, но подкупающая живость мальчика привлекла внимание Изабеллы, и он остался при испанском дворе как один из её любимых пажей. После рождения Филиппа мать Руя Гомеса, Беатрис де Сильва, была назначена кормилицей инфанта, в то время как её сын стал старшим пажом наследника престола. Впоследствии он учился вместе с Филиппом у одних и тех же наставников, и в один и тот же день они были посвящены в рыцари. Филипп проявлял к своему молодому товарищу величайшую нежность и во всех случаях отдавал ему предпочтение перед другими. Однажды Руй Гомес поссорился с другим пажом, и в пылу спора хотел ударить своего противника, но случайно попал по голове Филиппа и сбил его с ног. Преступник был немедленно арестован и приговорён к смертной казни по законам королевства императором Карлом V. Как только Филипп узнал об этом приговоре, его охватили бурные приступы ярости и горя. Он категорически отверг средства, прописанные ему врачами от ушиба, и настоял на том, чтобы его допустили ходатайствовать за своего друга перед императором. Впоследствии приговор, вынесенный Рую Гомесу, был заменён бессрочным изгнанием, и его отец получил приказ отправить сына обратно в Португалию с предупреждением, что, если Гомеса снова увидят в пределах испанской границы, первоначальный приговор будет приведён в исполнение. Филипп угрюмо согласился с этим указом, но с тех пор ничто, казалось, не доставляло ему удовольствие или удовлетворение. Князь отказался учиться и присоединяться к развлечениям своих юных товарищей. Он непрестанно плакал из-за разлуки со своим другом, и его меланхолия стала настолько явной, что императрица, в конце концов, упросила мужа отменить изгнание Руя Гомеса.
Мрачный и сдержанный Филипп наслаждался обществом своего одарённого фаворита, чей великодушный нрав и тактичность сделали его всеобщим любимцем. Впоследствии Руй Гомес был назначен дворецким дона Карлоса. А его брак с самой богатой невестой Испании, Анной де Мендоса, единственной дочерью и наследницей Диего Уртадо де Мендосы, графа де Мелито, был заключён при содействии короля. Кроме того, удачливый Руй Гомес сам был удостоен титула графа де Мелито в связи с возведением отца своей невесты в ранг герцога де Франкавилья, титул, дарованный дону Диего благодаря его согласию на брак его наследницы с португальским фаворитом Филиппа. Когда в 1548 году Карл V вызвал сына в Нидерланды, его сопровождал граф де Мелито. Во время совета, турнира, банкета и бала Руй Гомес был неразлучным спутником Филиппа. Он всегда был готов поддержать своего надменного господина, залечить раны, нанесённые пренебрежительным поведением сына, дона Карлоса, и перевести фламандцам несколько снисходительных речей Филиппа, который всегда упорно говорил по-кастильски, не заботясь о том, понимает ли его аудитория или нет. До отречения императора и в течение некоторого периода после этого события граф де Мелито обладал небольшой политической властью. Он был привилегированным другом Филиппа, спал в его покоях, был его секундантом на турнире и доверенным лицом в его любовных делах, но дальше этого власть Руя Гомеса, иностранца в Испании, не простиралась. При этом граф де Мелито отличался большой проницательностью, гибкостью, красноречием и прекрасно разбирался в придворных интригах. Не будучи ни тщеславным, ни хвастливым, он избегал столкновений с надменными идальго Испании и незаметно приобрёл неограниченную власть над умом Филиппа, довольствуясь тем, что его уважали и обращались с ним как со скромным протеже и спутником в часы досуга своего господина. Писатель Брантом приводит в пример один из его утончённых методов завоевания доверия Филиппа. Во время первого визита Филиппа во Фландрию, он играл в карты с Руем Гомесом и графом де Фериа, а герцог Альба и ещё один кавалер являлись судьями. Инфант проявил большое желание выиграть ставку, которая составляла более 20 000 дукатов. Поиграв некоторое время, Филипп выложил карты на стол и заявил о своей победе. Однако у Руя Гомеса карты были выше. Вместо того, чтобы объявить об этом, он незаметно обратил внимание одного из судей на карты в своей руке, после чего смешал их с оставшимися картами из колоды и поздравил инфанта с победой. На следующий день один из судей сообщил Филипу об инциденте, похвалив бескорыстие, проявленное Руем Гомесом, для которого сумма в 20 000 дукатов в тот период была бы немалым выигрышем. Тогда инфант вызвал фаворита к себе и спросил, почему он так поступил. Руй Гомес ответил:
– Потому что я не хотел мешать радости и удовлетворению, которые Вы, очевидно, испытали, выиграв нашу игру. Хороший слуга всегда должен избегать того, чтобы досадить своему господину, и служить ему, особенно в таком пустяковом деле, как вчерашнее происшествие.
Именно такими поступками Руй Гомес завоевал дружбу надменного Филиппа. Придворная находчивость графа де Мелито была вознаграждена подарком от его господина, в три раза превышающим проигранную сумму. После брака Филиппа с Марией Тюдор фаворит сопровождал короля в Англию. На конференциях в Като-Камбрези он был одним из послов, назначенных для ведения переговоров о браке своего господина с Елизаветой Валуа, и во время свадьбы в Париже он тоже присутствовал как один из посланников католического короля. После возвращения в Испанию Филипп даровал своему фавориту титул принца Эболи и сделал его государственным советником. С того времени и началась борьба за власть между Руем Гомесом и герцогом Альбой, главой дома Толедо.
Анна де Мендоса, супруга принца, тоже занимала видное место при дворе, и если бы не недавнее возвышение её мужа, она получила бы столь желанную должность главной камеристки молодой королевы вместо графини Уреньи. Она была женщиной бесстрашной, гордившейся своим богатством и знатным происхождением, и беспринципной в своих действиях. К моменту замужества Елизаветы принцессе Эболи было около двадцати шести лет. Её лицо и фигура отличались красотой и единственное, что портило внешность Анны, это чёрная повязка, прикрывавшая её правый глаз. По слухам, глаз был повреждён от удара шпаги во время урока фехтования. Некоторые же недоброжелатели принца Эболи утверждали:
– На самом деле глаз у его супруги просто косит!
Другие же возражали:
ebooksa