Лучшая принцесса своего времени

Оказалось, что мнение герцога полностью совпадало с настроениями самого короля:

– Не идти ни на какие уступки еретикам и подавить мятеж огнём и мечом!

Передав Франциску II мнение своего господина, приор в конце своей речи заверил его:

– Ваше Величество может рассчитывать на помощь Вашего королевского брата в подавлении любого вооружённого выступления против Вашей власти!

Выполнив возложенную на него политическую миссию, Антонио де Толедо затем отплатил чёрной неблагодарностью Елизавете за прекрасные рекомендации, наябедничав Екатерине Медичи на француженок из свиты её дочери. Так, он обвинил Луизу де Бретань в плохом отношении к главной камеристке королевы, и в том, что она мешает Елизавете приспособиться к жизни в Испании.

– Его Величество, – сказал приор, – совершенно естественно желает завоевать полное доверие своей супруги, чего никогда не произойдёт, пока госпожа де Клермон постоянно напоминает Её Величеству о тех, кого она оставила во Франции, и о французских обычаях в противопоставление испанским.

Дон Антонио, кроме того, намекнул, что Елизавета слишком много времени проводит в обществе своих фрейлин, не уделяя должного внимания благородным дамам своего двора. А потом прибавил, что королева одаривает своей благосклонностью камеристку Клод де Винё в ущерб даже Анне де Монпансье и Луизе де Бретань.

Масла в огонь подлил испанский посол Шантонне, который тоже получил из Толедо депеши о ссоре между Луизой де Бретань и Клод де Винё, что сильно разозлило флорентийку. Причина спора заключалась в том, что Клод хотела занять место няни Елизаветы, Катрин де Лузель, которая вернулась во Францию вместе с уволенными офицерами. Однако статс-дама этому яростно сопротивлялась, отстаивая свои права на выполнение обязанностей, которые до сих пор принадлежали няне, и которые давали их обладательнице право свободного входа в покои королевы. Сама Елизавета тайно поддерживала притязаниям Клод де Винё, живой и миловидной особы, которая была всего на несколько лет старше своей госпожи. По приказу Екатерины Медичи французский посол попытался урегулировать спор, для начала выслушав обе стороны. После того, как статс-дама изложила свои претензии, её соперница, в свой черёд, заявила:

– Клянусь, если бы мне были доверены все тайны королевы, я хранила бы верность Её Величеству до самой смерти, не раздражая испанцев! Но разве я могу добиться их уважения, когда они, несмотря на всё моё усердие, видят, что я лишена общества королевы и что надо мной поставлена другая?

Но когда епископ Лиможа попытался уговорить дам забыть о своей ссоре и жить в мире, если они желают сохранить своё положение при дворе, любимица королевы пришла в ярость:

– В таком случае, я сама подам в отставку!

После чего, добившись аудиенции у королевы, стала умолять свою госпожу выразить свою волю. На что Елизавета ответила:

– Я посоветуюсь с королём, моим господином, потому что ничего не могу решить без его согласия!

Узнав обо всём, Екатерина сочла своим долгом вмешаться в это дело лично, написав послу:

– Монсеньор де Лимож, я слышала, что упомянутая де Винё намерена и дальше вмешиваться в дела королевы, моей дочери, которая, как мне говорят, постоянно занята ссорами и разногласиями между своими дамами. Это известие вызвало у меня неудовольствие, господин де Лимож, поскольку я услышала всё из другого источника, а не от Вас.

Не ограничившись этим, королева-мать также отчитала Елизавету:

– Мадам, дочь моя, я узнала от разных лиц, недавно покинувших Испанию, что Ваши дамы не могут договориться друг с другом и что госпожа де Винё стремится к контролю над Вашим двором, чем я очень недовольна. Поэтому я написала этой даме, а также госпоже де Клермон. В этих делах, дочь моя, следуйте совету, который я дала Вам, когда Вы уезжали отсюда. Вам известно, как это важно для Вас, ибо, если бы Ваш муж раньше узнал об этом раздоре, он никогда бы не полюбил Вас. Я полагаю, что госпожа де Винё Вам верна, тем не менее, поскольку я знаю, что она жадна до власти и денег, то может настолько забыться, что пренебрежёт тем, чем обязана своей госпоже, дабы угодить своему господину, у которого больше возможности вознаграждать за оказанные ему услуги, чем у Вас. Я слышала, что ни одну из Ваших дам Вы не цените так высоко, как эту де Винё, пренебрегая интересами Вашей кузины, мадемуазель де Монпансье, и госпожи де Клермон, из-за чего испанцы смеются над Вашей глупостью, и даже Ваш муж высмеивает такое нелепое предпочтение, недостойное положения, которое Вы занимаете. Подобно ребёнку, Вы развлекаетесь исключительно со своими девушками и слишком много уделяете им внимания. Наедине веселитесь, сколько хотите, но в присутствии двора относитесь к своей кузине и госпоже де Клермон с сердечностью и беседуйте с ними на публике. Более того, доверьтесь им, потому что они люди благоразумные, и в сердце у них нет ничего, кроме Вашей чести и благополучия; а что касается этих юных девиц, то они не могут научить Вас ничему, кроме глупостей и озорства.

Эти письма Екатерины Медичи свидетельствуют о том, как сильно она была раздосадована разногласиями, мешавшими получить ей политические преимущества, на которые она надеялась, отправив дочь в Испании. Здесь особенно проявилась вся многосторонность ума флорентийки, которая в вихре важных политических событий нашла время, чтобы заняться улаживанием интриг двора своей дочери. Её письмо было написано во время пребывание французского двора в Орлеане, в то время, когда многие знатные особы были арестованы за ересь, и когда сама королева-мать обнаружила, что её личная безопасность находится под угрозой из-за политики дядей Марии Стюарт. Однако вмешательство Екатерины Медичи в дела дочери было своевременным и необходимым: ссора между двумя дамами Елизаветы произвела величайший скандал при испанском дворе и навлекла дурную славу на их соотечественниц, проживающих в Толедо. Клод де Винё в избытке своего негодования дошла до того, что публично обвинила баронессу де Клермон в краже в 10 000 ливров из личного кошелька Елизаветы, который подарила дочери Екатерина Медичи. Письмо матери и её негодование по поводу обвинения, выдвинутого против Луизы де Бретань, дамы безупречной честности, и, кроме того, страх перед неудовольствием мужа, побудили Елизавету, наконец, встать на защиту своей статс-дамы.

Холодность и сдержанность Филиппа II в обращении с французами свидетельствовали о том, как глубоко он был оскорблён их склоками. Постоянные визиты Себастьяна де л'Обеспина к молодой королеве, которой её мать советовала никогда не предпринимать никаких действий, даже самых незначительных, без консультации с послом, также оскорбляли короля, ревностно относившегося к своим прерогативам. Ни подобострастие, выказанное епископом Лиможа, ни лестные комплименты, которые последний постоянно делал Филиппу от имени короля Франции, не закрыли ему глаза на тот факт, что Екатерина через посредство своей дочери стремилась оказывать влияние на его кабинет и двор. Что же касается Елизаветы, то она, похоже, была совершенно неспособна контролировать своих непослушных дам. Вдобавок, действия принца Эболи, который взялся защищать интересы королевы в надежде заслужить её расположение, навели Филиппа на мысль, что ему не хватает твёрдого и эффективного министра, чтобы поддерживать порядок при дворе и пресечь поползновения французского посла контролировать молодую королеву. Поэтому король принял решение призвать назад ко двору герцога Альбу.

В свой черёд, посол сообщил Екатерине, что посоветовал её дочери ни в коем случае не удовлетворять желание Клод де Винё, поскольку это бы ещё больше обострило ситуацию, и что дон Антонио де Толедо, вернувшийся из Франции, признался ему, что о ссорах французских дам королеве-матери его попросила рассказать графиня де Уренья. Хотя сам епископ Лиможа подозревал совсем другого человека: