С тем же самым мы столкнулись в октябре 1972 года в алмазной столице Якутии — Мирном: один из номеров центральной гостиницы был под потолок забит ящиками с мандаринами, а два молодых, здоровых красавца на дню по несколько раз с помощью наемных носильщиков эти ящики куда-то увозили. Где и почем реализовывали содержимое этих ящиков? На наш недоуменный вопрос начальнику отдела КГБ: «Почему дозволяется подпольный грузинский бизнес?» — тот только развел руками.
Но вернемся к делу.
Итак, первый наш полет из Ухты состоялся на станцию Хановей, находящуюся в 30 км от Воркуты. Станция располагала запасными путями и тупиковым путем с разгрузочной рампой, находящейся в хорошем состоянии — то, что нам необходимо. Станционный поселок состоял из нескольких деревянных жилых строений барачного типа, вполне приличного состояния. В поселке имелась баня, что для нас также имело немаловажное значение: экспедиция должна была пробыть здесь не менее месяца, поэтому услугами существующей бани воспользоваться пришлось бы.
Все пристанционные строения в сейсмическом отношении не вызывали сомнений, кроме водонапорной башни, вид которой наводил на грустные размышления! Правда, при близком и более тщательном ее осмотре убедились, что кирпичная кладка основания этой башни вполне прочная. Имели ветхий вид лишь штукатурка и внешнее обустройство: лестницы, балкончики, кровля. Да и начальник станции успокоил нас: если завалится эта башня — туда ей и дорога, после того как перестали ходить паровозы, надобность в ней отпала, но продолжает числиться на балансе станции, как материальная ценность.
Как таковой, дороги на месте привязки скважины, а это 8 км в северо-западном направлении, нет. Но бывалые люди уверили нас, что по тундре зимой и летом можно ехать в любом направлении на автомобилях любых марок. Местоположение будущей скважины выбрано на невысоком холме, рядом с небольшой речушкой, текущей в северном направлении — вода ее потребуется для производства буровых работ.
За небольшой балкой, протянувшейся перпендикулярно речушке в юго-восточном направлении, по дну которой зеленели свежей листвой заросли каких-то кустарниковых растений, на вершине соседнего холма маячил одинокий чум оленевода, а невдалеке от него паслось огромное стадо оленей.
Добравшись до этого чума и поговорив с его хозяином-оленеводом, выяснили, что балки, которыми исполосована вся тундра, заполняются водой только в весеннюю распутицу. В остальное время года они проходимы и для пешехода и для автомобиля.
А тундра уходила за горизонт зеленым покровом и разноцветьем трав. На каждом шагу из зарослей взлетали ввысь куропатки — такое множество их было. Хозяин чума рассказал, что здесь очень много песцов, но нам увидеть их не удалось. Кругом, куда ни глянешь, — изумительная красота. Те, кто хоть раз побывал в тундре, особенно в период цветения, не забудет ее красоту всю свою жизнь.
На следующий день нам предстоял полет на станцию Лемью (что в переводе с коми языка значило: черемуховая река). Станция имела обособленный от главных и запасных путей тупиковый путь с погрузочной рампой, вполне приличной и пригодной для разгрузки автомобильной техники большой грузоподъемности. Требовался лишь небольшой ремонт, который Ухтинское геологическое управление должно было произвести.
В полукилометре от станции взору представился жилой поселок, в котором проживало когда-то не менее тысячи человек, но в настоящее время он стоял брошенный на произвол судьбы. Поначалу нас это обрадовало: этот поселок можно использовать для проживания в нем членов экспедиции, для оборудования технической позиции и командного пункта.
Этот поселок лет 10 назад сооружен был болгарами, которым распоряжением Н. С. Хрущева в 20 километрах вглубь тайги была выделена делянка, то есть продан за копейки на корню лес, заготовку которого болгары вели своими силами. Поселок имел, кроме жилья, и столовую, и медпункт, и электростанцию, и солидную авторемонтную станцию с крытой стоянкой для автомобилей. Казалось, сама судьба послала нам в руки готовый жилой и производственный комплекс. Но тщательное обследование этого поселка повергло нас в уныние и безмерное негодование: все постройки, оборудование теплоснабжения и водообеспечения, мастерские, кухонное оборудование — буквально все без исключения было подвергнуто варварскому разрушению. Такого вандализма нам нигде ни до этого, ни после встречать не приходилось.
Чтобы восстановить этот поселок, нужны были колоссальные затраты, что, как говорится в народе, — овчинка выделки не стоит. Поэтому на него пришлось махнуть рукой, с великим, конечно, сожалением.
Вглубь тайги от этого поселка шла прекрасная лежневка из лиственничных лафетов, скрепленных между собою по краям брусками, заделанными в «ласточкин хвост». Дорога эта была сооружена в середине 30-х годов «врагами народа» из высшего командного состава Красной армии (комдивы, комбриги, комко-ры), которые отбывали здесь сталинско-ягодинский срок в лагере, располагавшемся в 12 км от железнодорожной станции — в глубине тайги.
Территория этого бывшего генеральского концлагеря представляла собой прекрасно ухоженную поляну среди необозримой тайги, расположенную на берегах реки Лемью и какого-то небольшого ее притока, имевшую размеры километра полтора на полтора.
На окраине этой поляны, примыкающей к реке Лемью, в отличном состоянии сохранилось более десятка землянок, любовно отделанных вагонкой из лиственницы. На стенах сохранились красочные репродукции картин, в основном на ботаническую тему — культурные люди, видимо, любуясь этими картинами, вспоминали разноцветье русских лугов, ведь в здешних таежных местах ничего подобного нет.
Между землянками сооружены тщательно спрофилированные улочки, присыпанные мелким гравием и окаймленные штакетником полуметровой высоты. На каждой улочке сохранились дощечки с их названиями: улица Сталина, улица Ворошилова, улица Берии и так далее. Бедняги, знали бы они, кто их сюда упрятал. Все выглядело здесь так, как будто обитатели этого подземного городка покинули его несколько дней назад. Но с того времени минуло почти 30 лет.
Путешествующий с нами офицер Ухтинского отдела КГБ рассказал, что здесь отбывали заключение осужденные сталинскими «тройками» высшие командные кадры Красной армии за какие-то военные преступления, о которых они сами толком не знали, и все как один были уверены, что это чьи-то интриги за спиной Сталина. Вот Сталин узнает — и правда восторжествует. Они писали множество писем-жалоб Сталину, но все их жалобы оставались безответными.
Все «враги народа», загнанные в эти глухие места, были людьми честными, умными, безгранично верящими в партию большевиков, в светлое будущее и в своих вождей. Тайгу они вырубали с умом: оставляли через каждые 100–200 метров для осеменения вырубленных делянок огромные сосны. Вдоль реки Лемью стометровой ширины, по обоим берегам была оставлена тайга в нетронутом виде, что позволило ей остаться в первозданной красе. На вырубленных делянках за 30 лет без вмешательства человека вновь вырос лес. Но к моменту нашего прибытия деревья выглядели малорослыми в сравнении с великанами, видневшимися то тут, то там. Это был лес, вновь возрожденный, это наше богатство, это память о настоящих людях, невинно загубленных сталинским режимом.
Проехали мы по лежневке вглубь тайги до той делянки, которую осваивали «братья»-болгары. К ужасу нашему мы увидели огромных размеров болото без единого деревца, лишь кое-где обильно цвела клюква.
Нам рассказали, что болгары вывозили с этой делянки все: и деревья, и сучья, и хвою, спрессованную в брикеты, и даже пни, с корнями выдираемые из земли. В общем, все погружалось в машины без остатка, перевозилось на железнодорожную станцию, грузилось в вагоны и отправлялось в Болгарию. А на месте когда-то прекрасной тайги образовалась пустыня, превратившаяся затем в огромное болото. На такое варварство было наплевать нашим правителям, а болгарам тем более.