Кетура всегда и во всем держала сторону Иеффая, ни словом не перечила ему и тогда, когда он дал Мериваалу новое имя. Но ее мучила мысль, что юноше, ради того чтобы вступить в отряд мужа, пришлось отречься от своего бога. И она решила искупить его вину. А для этого совершить паломничество к их общему богу. Бог обитал на вершине горы Хермон, посреди белых бескрайних снегов. Она не побоится трудностей и лишений, поднимется на вершину и поклянется Ваалу в верности; он вознаградит ее, придав ей силы и мудрости.
Покривив душой ради столь святой цели, она заявила Иеффаю, будто ей не нравится, что гора Хермон взирает на ее мужа сверху вниз, как бы насмехаясь над ним. И ей не терпится подняться вместе с ним на ее вершину, дабы гора лежала у его ног.
А Иеффая давно, еще в Галааде, манила к себе белая сверкающая вершина Хермона, видная отовсюду, куда ни пойди. Потом, уже в Васане, он наслышался диковинных историй про эту гору. В незапамятные времена стояло на той вершине священное изображение Ваала. Но потом люди прогневили бога, гора сотряслась, и далеко вокруг все города и веси были разрушены до основания. С тех пор никто не поднимался на гору, люди боялись холодной снежной вершины, и святыня стояла, покинутая и заброшенная. Только Ог, царь васанский, а потом и Иошуа, израильский военачальник, осмелились подняться на гору. Но немногие последовали их примеру. Ибо что ждало их там, наверху, после всех мучений и опасностей? Лишь злые духи да белизна.
Когда Кетура предложила Иеффаю подняться на гору, он сразу понял, что она хочет совершить паломничество к своему богу. Но давнее желание побывать на белой вершине крепло в нем, пока она говорила. Жена его жаждала униженно склониться перед Ваалом, он же, Иеффай, был воином Ягве и радовался случаю показать чужому богу, что не испытывает перед ним страха. И он весело сказал напряженно ожидавшей его ответа Кетуре:
– То, что ты предлагаешь, довольно опасно и не слишком необходимо. Но я вижу, что моей Кетуре очень этого хочется. Признаюсь: теперь, когда ты об этом сказала, мне тоже захотелось.
И они отправились в путешествие, столь же радостное, сколь и бессмысленное. С собой они взяли лишь Емина. Он долгое время скитался по склонам Хермона из любви к странствиям и неуемного любопытства, поднимаясь иногда до покрытых снегом высот.
Молодой аморей все больше привязывался к предводителю отряда, обожание его доходило порой до смешного. Он подражал походке Иеффая, его манере говорить, его жестам, подобно Иеффаю даже стал выпячивать вперед подбородок. Он не сводил с Иеффая глаз, сгорая от желания оказать ему какую-нибудь услугу. Даже Кетура не могла порой удержаться от улыбки, видя такое его старание. И теперь его просто распирало от гордости и счастья: ему представился случай быть проводником своего кумира, и куда? К горе Хермон!
Они переправились через Иармук, минуя города и селения, пересекли плодородную долину, поднялись по склону, покрытому виноградниками, и повсюду видели изображения Ваала и Астарты.
На третий день пути они добрались до последнего селения – города Ваал-Гад, названного в честь Гада, бога счастья. Вскоре начались снега. Они удивлялись, как далеко вниз спускались снега и как долго не таяли. Они медленно поднимались по лесистым склонам. Попадались места, поросшие кедром, и везде было много подлеска. На ночлег они расположились в небольшой впадине, со всех сторон окруженной высокими скалами.
Дальнейший путь был неимоверно труден. Издали вершина горы представлялась обширной, слегка закругленной плоскостью. А оказалось, что под снегом таились глубокие провалы и трещины и что сам снег был то твердый, покрытый скользкой ледяной коркой, то мягкий, как пух, и люди неожиданно проваливались в него. Задыхаясь от напряжения, карабкались они все выше и выше, к сверкающей на солнце вершине. Кетура, очень крепкая от природы, совсем выбилась из сил. Емину то и дело приходилось вытаскивать ее из снега, то подпирая плечом, то неся на руках; этот неуклюжий на вид великан оказался ловким, быстрым и очень отзывчивым. Кетура прониклась благодарностью к юноше. Какое счастье, что Мериваал – мысленно она по-прежнему называла его этим именем – так подружился с ее дочерью. Если Иаала станет женой аморея, бог Ваал не исчезнет из их семьи.
Наверху они обнаружили почти совсем развалившееся, засыпанное снегом изваяние Ваала. Емин посоветовал здесь заночевать; он был уверен, что на следующий день они доберутся до самой высокой вершины. Все завернулись в одеяла и заснули.
На следующее утро, еще до рассвета, Емин тихонько, чтобы не потревожить Кетуру, разбудил Иеффая и попросил его следовать за собою, полный радостного возбуждения и сознания своей важности. Холод стоял пронизывающий, они тащились по глубокому снегу, скользили по твердому насту, продирались сквозь засыпанный снегом кустарник; вдруг Емин дал знак Иеффаю пригнуться и замереть. И тут Иеффай увидел животное, стоящее на выступе скалы по ту сторону узкой расселины; то был горный козел с огромными загнутыми рогами, козерог, акко. Несмотря на сильный ветер, он стоял неподвижно, как изваяние, и казался совершенно нечувствительным к холоду и непогоде. Скорчившись в снегу, Иеффай и Емин долго наблюдали за гордым животным, четко вырисовывавшимся на фоне быстро светлевшего неба. Вдруг козел, вспугнутый чем-то, спрыгнул с выступа и взлетел вверх по отвесному склону, будто взмыл на невидимых крыльях, не касаясь ногами скалы, и вмиг исчез из виду, словно растаял в воздухе.
Они пошли обратно. Емин, захлебываясь словами, рассказывал Иеффаю о повадках и обычаях акко. Часами стоит такой козел на пронизывающем ветру, не обращая внимания, что уши у него прихватило морозом. Козероги – необычайно гордые животные, они всегда взбираются на самые неприступные вершины и подолгу стоят в полном одиночестве. Во многих из них живут души героев, полубогов, после смерти переселившиеся в этих животных. Охотиться на козерогов – пустое занятие; но тот, кому посчастливится убить одного из них, сохранит силу до глубокой старости.
Иеффай и раньше слышал об этих акко. А теперь своими глазами увидел, как гордо возвышается горный козел на скале, упрямо подставив грудь ветру. И тут же с презрением вспомнил о домашних козах, послушных и смирных, которых в Галааде держали в загонах, пасли и кормили люди. Горный козел пришелся ему по душе. После смерти он хотел бы превратиться в такого акко. В тот же день, как и предвидел Емин, они еще до полудня достигли манящей и пугающей вершины, все эти дни ослепительно сиявшей над их головами. За время подъема они не раз попадали в плотный туман, но сегодня воздух был чист и прозрачен, и глубоко внизу они увидели залитые ярким светом плодородные поля Васана и его черную каменистую полупустыню, а вдали – земли Израиля: на востоке – Галаад, на западе – Ханаан.
Острым, приметливым глазом Иеффай узнавал знакомые горы и долины, города и реки. Он проследил взглядом течение Иордана, разглядел множество вливавшихся в него рек. И там, далеко на юге, где небо смыкалось с землей, увидел Мертвое море, а прямо под собой – справа – волнующуюся гладь богатого рыбой озера Киннарет и его берега, покрытые пышной растительностью; дальше на западе он увидел бескрайнее море, а далеко на юге смутно виднелась Вирсавия и за ней – пустыня.
Иеффай жадно вбирал в себя все это разнообразие, пестроту, бесконечность. И туманная картина, вызванная тогда, в скинии Ягве, словами священника, а быть может, самим Духом Господним, стала явью. Вот она, эта земля, перед его глазами. Зримо раскинулась у его ног. Он сжал кулаки, снова разжал и вытянул вперед руки, словно собираясь охватить ими все, что видел; потом вновь сжал кулаки. Все эти бескрайние земли и разделяющие их реки и горы были единой страной. И он, Иеффай, избран Богом, чтобы их воссоединить. Мысль эта овладела им, вытеснила все остальное и окрылила. Он увидел свою цель. И цель эта была прекрасна; она обладала магической силой и была достойна героя – человека, на треть равного Богу.
Чепуха все это. Призрачные картины, порожденные горным воздухом. Пускай Авиям, немощной плотью обреченный на бездействие, предается подобным смутным мечтаньям. А мужчине, способному сражаться и побеждать, не к лицу тратить себя на пустые досужие домыслы.
А впрямь ли они пусты? Вот она, эта страна. А вот он, Иеффай. И то, что он наметил, можно продумать и рассчитать, шаг за шагом. Он подчинил себе Афек, Гессур и Голан. В его силах покорить и другие земли Васана и закрепиться на севере. Потом он переправится через реку Иавок и станет судьей в Галааде. Потом – шаг за шагом – объединит свои владения на севере с восточными землями Израиля. Потом переправится через Иордан и сплотит разъятые части в единое целое. И тогда судья Израиля станет вровень с египетским фараоном и царем вавилонским, называющим себя «царь царей».
Бредни! Тщеславные бредни! Но, с другой стороны, как часто вполне возможное поначалу принимают за бред. В Массифе и Маханаиме желание взойти на Хермон показалось бы безумным; но вот стоит же он, Иеффай, сын Галаада, на крыше дома, в котором живет Ваал, бог Васана, и окидывает взглядом весь Израиль, и погружается в думы, и руки его тянутся схватить все, что объемлет глаз.
Сопротивляясь сильным порывам ветра, он шире расправил плечи, слегка набычился, выставив вперед голову с короткой квадратной бородкой, громко рассмеялся, и смех его гулко обрушился в ледяной простор.