– В последний раз предупреждаю тебя, чужак: попридержи язык! От меня зависит, захочу я терпеть твое присутствие здесь или нет. Кто пребудет тут вопреки моей воле, с тем я поступлю по обычаю войны. Вы обратили в рабство людей из Бет-Нимры, потому что они пришли в ваш город против вашей воли. Смотри, как бы я не поступил с тобою так же. Тогда Дардар станет твоим господином, а ты – его рабом. – И он вскочил, крикнув: – А теперь уходи! И поскорее!
Но коротышка взвизгнул:
– Так велит закон! Отдай моего раба! Не уйду, пока не получу его из рук в руки! Так велит закон!
Иеффай промолвил негромко, но с хриплой угрозой:
– Я его остерег, причем трижды, вы все это слышали, друзья мои. Но он не одумался и своей наглостью вывел меня из себя. – Тут он наклонился и поднял с земли камень. – Не уйти отсюда тому, кто ослушается моей воли! – Он взвесил на руке камень. – Вот тебе твой закон! – воскликнул он и запустил камнем в голову коротышки. Остальные подхватили его возглас и тоже стали бросать в чужака камни; таков был обычай в этих краях. Растерявшись от неожиданности, коротышка зашатался, стараясь удержаться на ногах, и рухнул на землю.
Все это время Иаала сидела полуоткрыв рот и, замирая от ужаса, глядела на отца. Глаза его горели холодным, мрачным огнем и метали зеленые искры, как глаза разъяренного зверя. Иаала видела это совершенно отчетливо. Наверное, такой взор был у Ягве, когда он, примчавшись на туче, разил огнем и сковывал ужасом.
Потом, уединившись в лесу, она сочинила хвалебную песнь отцу. Он правил в своей стране подобно Ягве. Но он не только сеял смерть, он был еще и добр, и весел. Ягве гремел и крушил, и люди чтили его и боялись. Отец тоже умел греметь и крушить, но он умел и другое: он умел смеяться так, что люди вокруг смеялись и любили его.
6
Иеффай был доволен собой. Но полагал, что рассудительный Пар не одобрит эту расправу. Однако тот поддержал его. «Что бы сталось с тобой и отрядом, Иеффай, – сказал он, – если бы всякий, кто считает одного из твоих людей своей собственностью, стал предъявлять к тебе такие требования?» Он пояснил свою мысль: «Закон существует для городов и селений, где права одного сталкиваются с правами другого. Но мы потому и здесь, что хотим уйти из-под власти закона. Эту землю Ягве отдал тебе. И правит здесь не закон, а твоя воля».
– Правда, – продолжал он, помолчав, – в Васане вряд ли обрадуются, прослышав, какая судьба постигла этого человека из Голана. – И вдруг предложил: – А не послать ли тебе две сотни воинов в твои новые северные уделы?
Иеффай заметил:
– Без двух сотен я могу обойтись. Но столь малочисленный отряд вряд ли внушит надлежащий страх Васану. – И вдруг оживился. – А я поделю отряд на группы, и каждая спрячется в укромном месте. Они будут внезапно появляться и вновь исчезать – всякий раз там, где их меньше всего ожидают. Тогда две сотни сойдут за целое войско.
На том и порешили.
Иеффаю захотелось проехаться по северным окраинам, чтобы самому присмотреть места, подходящие для засад. Поездка предстояла вполне безопасная, скорее развлечение и отдых, чем военный поход, и он без всяких колебаний взял с собой Кетуру и Иаалу.
Они тронулись в путь в сопровождении семерки телохранителей и двух ослов с поклажей. Погода стояла отличная, ехать было легко и приятно, и место для ночлега часто выбирали задолго до наступления ночи. К тому же они действительно обнаружили дикие, безлюдные уголки, вполне пригодные для замыслов Иеффая.
Иаала радовалась поездке больше, чем остальные. В местности, по которой они двигались, люди селились с Сотворения мира, здесь обитали многие народы и правили ими многие боги; в густых чащобах вдруг обнаруживались рухнувшие строения, остатки поселений, покинутые святыни. Иаала забрасывала отца вопросами и жадно впитывала новые впечатления – пищу для мыслей и воображения. Она увязывалась за теми, кто выезжал вперед, чтобы разведать путь в чаще леса, а когда останавливались на ночлег и разбивали шатер задолго до наступления темноты, она отправлялась одна побродить по новым местам.
Как-то вечером, отделившись от остальных, Иаала не вернулась. Местность здесь не была особенно опасна, но все же кругом были поросшие лесом горы, где на каждом шагу можно было наткнуться то на отвесный склон, то на непроходимые заросли кустарника либо на скрытую от глаз расселину, да и ночь была безлунная. В лесу водились опасные хищники – горные львы, дикие собаки. Кроме того, по слухам, здесь жили разбойники – гиблые, пропащие люди, сбежавшие из родных мест.
Наступило утро, Иаалы все не было. Иеффай и его люди бросились на поиски. Час шел за часом, лицо Кетуры осунулось, губы плотно сжались, в огромных глазах застыл ужас. Солнце склонилось к закату, стемнело, наступила вторая ночь. Кетура мало говорила, но страх ее был велик. Иаала была единственной дочерью Иеффая. Ягве не дал им с Кетурой сына: неужели он решил отнять у них и дочь?
А Иаала в это время лежала в густых зарослях, совершенно беспомощная. Чтобы вернуться вовремя на стоянку, она решила сократить путь и свалилась с высокой скалы, причем сильно ударилась головой и повредила ногу. Когда она, едва придя в себя, попыталась встать, ногу пронзила такая острая боль, что она чуть было вновь не потеряла сознание. Сердце ее бешено колотилось, к горлу подступала тошнота, ее вырвало. Была ночь, ее знобило, сквозь густые заросли виднелось несколько звезд. В голове бродили обрывки мыслей, ощущения утратили привычную четкость. Она только удивлялась, как могло случиться, что она лежит здесь одна, не в силах сдвинуться с места. Ведь она любила все живые существа, и они любили ее, почему же никто не придет ей на помощь, где же отец, где Ягве, где мать? Рассвело, сквозь кусты проглянуло яркое чистое небо, стало жарко, а она все лежала, не двигаясь и испытывая отвращение к себе самой за то, что обмаралась.
Она так ослабла, что испытывала боль во всем теле, жажда мучила ее, мысли вновь стали путаться. Пришла вторая ночь. С наступлением прохлады ей стало лучше, но тут ее начал мучить нестерпимый голод. Она стала тихонько постанывать, голод прошел, она хотела крикнуть, но не смогла. Как жаль, что она не взяла с собой тимпан. Неужели она так и погибнет здесь от голода и жажды, в полном одиночестве, и лесные звери сожрут ее тело? Она замотала головой. Нет, этого она не могла себе представить. Наоборот, почему-то возникла уверенность, что вскоре кто-нибудь придет к ней на помощь, вернее всего – отец, и она улыбнулась и тихонько запела.