Иеффай помрачнел. Он и сам не мог бы объяснить, почему так странно выразился. Какая-то тревога кольнула его в сердце и заставила воздержаться от хвастливых обещаний и высоких слов. Он действительно хотел прогнать Аммона, но не желал, чтобы этот властный старик, умеющий ловить на слове, указывал ему, что он обязан именно «победить» аммонитян.
А потому и ответил уже раздраженно:
– Мне не нравится, как ты это называешь. Что считать победой, а что нет, вопрос спорный. Вы просили меня вас спасти. И вот я здесь и хочу вас спасти и отогнать Аммона от ваших ворот. Это я обещал и готов в этом поклясться. Именно это, не больше и не меньше. – Вся его враждебность к Авияму вдруг прорвалась наружу. – И я не стану с вами препираться. Лучше уж вернусь к себе в землю Тов.
Авиям пристально взглянул на стоявшего перед ним человека: глаза пылают гневом, бородка упрямо вздернута. Священник лучше самого Иеффая понял, что с ним творится. Иеффай не был трусом, скорее наоборот; и если он отказывался дать клятвенное обещание победить Аммона, то это ему, наверное, внушил Милхом, бог его жены. Но разве будет ошибкой принять осторожное выражение Иеффая? Разве нельзя считать победой то, что он заставит аммонитян отступить? Сейчас важнее всего его удержать, чтобы он, разгневавшись, во второй раз не удрал из страны.
Поэтому Авиям ответил дружески и как бы снисходя к чужой слабости:
– Раз тебе этого хочется, слово «победить» не будет упоминаться на таблицах; твое обещание и обязательство будут начертаны так, как тебе нравится. Но об одном я вынужден тебя просить. Не годится приносить клятву и обет Ягве неясными словами. Может быть, слова твои кажутся мне неясными лишь потому, что сам я не воин. Все же объясни мне, старику, что это значит: «отогнать Аммона от ворот города»?
Иеффай нахмурился. Ему вовсе не хотелось выглядеть в их глазах трусом; но вопрос о том, как именно спасти Галаад, будет решать только он, он один. И, уже теряя терпение, все-таки объяснил:
– Хочу сделать так, чтобы ни одного вражеского воина и ни одного шатра аммонитян не было видно с самой высокой крыши в Массифе.
– Так и запишем, – кивнул Авиям.
Иеффай проворчал:
– Я человек простой, а вы так все закручиваете, что самое простое дело становится сложным. – Он повеселел, даже улыбнулся и сказал: – Ну, вот и все; этого вы могли бы добиться и без ссоры.
4
Отряд Иеффая прибыл в Массифу поразительно быстро. Он подразделялся на семерки, сотни и тысячи и во всем являл строгий порядок. Вместе с воинами прибыли и писцы; они вели точные списки, где указывались имя каждого воина, давность его службы в отряде, заслуги и права на добычу.
Жители Массифы дивились, глядя на воинов Иеффая. Среди них было много амореев – страшных великанов с севера; однако великаны эти следовали за войсковым знаком Иеффая и поклонялись Ягве.
А какое оружие было у этих воинов! Мечи из железа, шлемы и щиты из железа. У некоторых оружия было так много и оно было такое тяжелое, что они не могли идти в бой без оруженосцев. Кое-кому из галаадитян не понравился такой способ ведения военных действий: не лучше ли воину полагаться только на Ягве и собственную силу? По той же причине еще больше неприязни вызвали у них боевые колесницы. Но большинство жителей Массифы испытывали благодарность и восхищение. Вот, значит, какие они, эти страшные колесницы, в прошлых битвах наводившие ужас на израильтян. Но теперь они не казались им страшными, ибо катились и грохотали, гремели и громыхали во славу Галаада. Жители Массифы подходили к колесницам, трогали их руками и издавали довольные восклицания. Все восхваляли Иеффая. Покойный судья Галаад верно уж знал, почему избрал этого сына своим любимцем. Иеффай – воистину благословенный Богом герой, один из тех великих, какие и раньше в годы бедствий спасали народ Израиля.
Иеффай внимательно оглядел ополченцев Галаада, стоявших станом у стен Массифы, – то были воины, откликнувшиеся на призыв Гадиила. Большинство из них отнеслись к нему с почтением. Но некоторые смотрели исподлобья. То были владельцы больших земельных наделов, зачатые на супружеском ложе; почему это они должны подчиняться какому-то незаконнорожденному? Иеффай попытался шутками растопить их неприязнь, и некоторые поддались обаянию его веселой напористости. Тем же, кто упорствовал в своем неприятии, Иеффай делом доказал, что он, их военачальник, намерен добиться беспрекословного послушания. Он разрознил их сотни и перемешал их воинов со своими.
Писцы, прибывшие с отрядом, проверили списки ополченцев Галаада и обнаружили, что многих недостает. Иеффай спросил Гадиила, какие меры тот принял, дабы заставить уклоняющихся явиться в лагерь. Гадиил ответил, что он их настойчиво приглашал, к некоторым посылал гонцов, к другим ездил сам. «Я так рад, Иеффай, что ты взял всю ответственность на себя», – сказал он с искренним облегчением. Иеффай велел зажечь на высоких холмах новые костры в знак тревоги и издал приказ, согласно которому суровая кара грозила каждому, способному носить оружие, за неявку в лагерь в течение пяти дней.
Большинство отсутствовавших явились. Но несколько упрямцев и на этот раз предпочли отсидеться дома. Был среди них один богатый человек по имени Игуд. Он еще раньше посмеялся над Гадиилом, когда тот обязал его послать в Массифу людей, работавших на его полях и пасших его стада. И теперь, когда какой-то там ублюдок и бродяга потребовал у него двенадцать семерок, которые он обязан был выставить в ополчение, Игуд велел передать: для того чтобы повеселить гостей на празднике по случаю свадьбы его дочери, ему требуется шутник; лучшего шутника, чем Иеффай, видимо, по всей стране не найти; чем не случай для того заработать хороший кусок жареного мяса? Иеффай послал группу своих вооруженных воинов к дому Игуда. Схватив его, они наголо остригли ему полголовы, а скот порубили на части. Эти части Иеффай разослал по домам уклонявшихся ополченцев, а на словах велел передать: «Так будет со скотом всякого не прибывшего к сроку в стан Иеффая».
Люди не помнили, чтобы у кого-либо из военачальников Галаада было такое могучее войско, каким теперь располагал Иеффай. Но он почему-то бездействовал, не выступал против царя Нахаша, даже не отдал приказ своим воинам совершить омовение перед битвой и воздержаться от женщин и вина.
Здесь, на виду у вражеского лагеря, он с каждым днем все яснее понимал: правильно он сделал, не пообещав священнику и братьям «победить» Аммона. Даже если бы он победил в открытом бою, Аммон мог отступить в свою неприступную столицу Раббат и там ожидать, пока не подойдет надежная помощь из Васана. Ведь мстительный царь Авир вряд ли допустит, чтобы Иеффай укрепил свое могущество великой победой над Аммоном. Правда, царь Авир поклялся Иеффаю хранить мир, но клятва его относилась к Иеффаю – покровителю семи уделов в Васане, а вовсе не к Иеффаю – военачальнику Галаада. Следовательно, победа в открытом бою втянула бы Иеффая в бесконечную и безнадежную войну с двумя сильными противниками – войну, в которой он не мог победить.