Безмолвный Крик

Здесь стояли старые добротные дома. Когда-то они были тоже благополучными, но их время прошло. Каждому здесь нужен был ремонт, у каждого была беда с палисадником или с заросшим газоном. Тем не менее они были как прихорашивающаяся женщина за пятьдесят в добротном и дорогом, но уже старом и немодном пальто. Да, когда-то у здешних жильцов были деньги. И теперь, верно, они кончились.

Неподалёку темнел лес. Он врастал в Оук-стрит и отвоёвывал себе фут за футом, а Оук-стрит храбро пытался укротить липы, ясени и дубы невысокими ограждениями, покосившимися из-за могучих древесных стволов и корней. Дубов было много. Улица полностью оправдывала своё название. Я дошла до самого конца, где стоял уже давно требующий новой покраски и некогда белый дом с серой черепичной крышей, такими же дверью и оконными ставнями. Он был небольшим и, пожалуй, самым неряшливым здесь. На широкой террасе с подкосившимся деревянными столбом было пусто, остальные были облезлыми. Вся терраса была завешана ловцами снов и другими талисманами из перьев, камней и костей. Их было так много, что они выглядели стаей разнопёрых неряшливых птиц, недобро повисших в воздухе.

Никакого ограждения именно здесь не было в помине, только старый облезлый заборчик и начинающийся лесной массив на заднем дворике. Я прошла по дорожке и подметила, что газон никто не стриг, а двор и дом выглядят заброшенными. Словно хозяевам всё равно, как они выглядят, и они всё делали спустя рукава.

Я поднялась по деревянным ступенькам на террасу. Здесь стоял терпкий кисловатый запах, не неприятный – это был запах растений. От земли тоже пахло: мхом, сыростью, чем-то терпким. Похоже, мокрым деревом. В углу стояло два плетёных кресла. Вместо столика был ящик с надписью «Бьющееся» через весь бок, на нём стоял винный бокал, не до конца выпитый. Большие окна были плотно зашторены. Дом казался запертой шкатулкой. Я подошла к нему и нажала на кнопку звонка, испачканную потрескавшейся белой краской и похожую на чёрную пуговицу. В глубине двухэтажного старого чудища, недружелюбно поглядывавшего на меня сумраком окон, металлически задребезжало.

Мне никто не ответил. Тогда я утопила кнопку пальцем во второй раз. Было зябко, погода стояла сырая, а здесь, на Оук-стрит, из-за близости леса холод чувствовался сильнее. К тому же я совсем забыла, что Скарборо севернее и холоднее старого доброго Чикаго, и сейчас куталась в свою полотняную куртку. Дом молчал, и я раздражённо позвонила снова и снова. Резкий звонок огласил комнаты, кажущиеся пустыми. Я снова посмотрела на винный бокал. Здесь ли сейчас хозяйка дома?

Открыли первую дверь. Отогнули шторку на второй. В мутном стекле показалось лицо. Черт было не разобрать, но я увидела, что кожа была смуглой, а волосы – чёрными.

– Добрый день, – громко сказала я. – Мне нужно увидеть Селену Каллиген.

Женщина за дверью помедлила с ответом. Затем настороженно спросила:

– Кто её спрашивает?

– Меня зовут Лесли Клайд…

– Я вас не знаю, – резко перебила она.

– Да, верно. – Я была немного ошарашена. Она действительно не выглядела дружелюбным человеком. Если, конечно, я не ошиблась, и это действительно Селена Каллиген. – Я пришла к вам по поводу вашего сына. Виктора.

Она замолчала. Я даже через дверь почувствовала, каким было это молчание – тягостным и холодным.

– Вы ошиблись, – бросила она. – У меня нет сына.

– Но как же… – Я запнулась и на всякий случай посмотрела в свою бумажку снова, держась за неё со святой уверенностью парашютиста, который прыгнул с высоты в несколько миль и теперь сжимает кольцо от парашюта, не уверенный, что тот раскроется. – Меня к вам направили из школы, он там работает. С ним кое-что случилось…

– Меня это не интересует. Больше не приходите ко мне по этому вопросу. – Так она отрезала. – Никогда.

И с грохотом закрыла вторую дверь.

Неподалёку в ветвях деревьев щебетали птицы. День был солнечным, редким для осени в штате Мэн; ветер гнал серые тучи по жемчужному небу, но мне было не по себе.

– Боже, – пробормотала я, смущённо окинув взглядом фасад и окна. Затем безуспешно нажала на кнопку звонка снова, но Селена Каллиген не собиралась больше отвечать.

Я постучала кулаком в дверь. Подождала. И постучала снова. Из глубины коридора на меня крикнул глухой, плохо слышный голос: