Безмолвный Крик

– Молодец, умная. И быстро учишься. Это хорошо, очень хорошо. Я давненько подыскивала кого-то хорошего для Вика. Чтоб его дурной нрав могли держать в узде, понимаешь?

А у него дурной нрав? Я неловко выпрямилась:

– Аделаида… видите ли, мы с ним не… не… как сказать. Мы не встречаемся. Простите. Меня послали из школы, потому что в лагере он был моим вожатым, и…

– Он всё время молчал, – вздохнула, словно не слыша моих слов она, и снова стукнула тростью по земле. – И постоянно тебя вспоминал. Он рассказал, ты следила за ним на пляже.

Я встрепенулась, коснувшись щеки. Он всё видел?! Он всё видел. Господь всемогущий!

– И пришлось согласиться с ним, – рассудила Аделаида, даже не глядя на меня, – что девушка, которую он не интересует, просто так за ним до дому не пойдёт. Как и не станет подсматривать, особенно когда мужчина купается…

Я громко сглотнула и поправила воротник куртки. Затем – волосы. Мне было некуда девать руки. Хотелось провалиться сквозь землю и сгореть со стыда, оказаться в тысяче миль отсюда и разом оглохнуть.

– Это не то, что вы подумали, – промямлила я. – В тот день я пришла к нему потому, что Вик забыл взять деньги…

– Хочешь сказать, тогда ты пришла не из-за него и тебе не нравится мой внук? – прищурилась Аделаида и с удовольствием улыбнулась. Откинулась на спинку скамьи. – Хочешь сказать, безразличен? Тогда почему голосок дрожал, м? Я подслеповата, но не слепа, помни, это разные вещи, девочка моя. Когда я хоронила мужа, вела себя, как ты. Пыталась казаться сильной, делала вид, что мне всё нипочём. Но только плохо получалось, да и у тебя… так себе выходит.

Она была чертовски проницательна. Её бесполезно убеждать, да и потом: она права. Нужно признаться в этом хотя бы себе. Аделаида продолжила:

– Отец у Виктора был точно таким же. Он весь в него. Спокойный, спокойный, спокойный… а потом – раз! – И она хлопнула в ладоши, заставив меня вздрогнуть. – Как ураган в поле. Всё подминает под себя, бед наводит. Набедокурит – затихает. Хороший он был человек, но, одним словом – могавк. Всё ему казалось нипочём, за всё брался уверенно и ничего не боялся. Есть такая порода людей, Лесли. Особая порода. Сделает для тебя всё. И больше, чем ты попросишь. Кит был таким, Вик вырос в отца, хотя его никогда не видел. Они с моей дочерью познакомились случайно. Так уж вышло, что он первым в дар ей своё сердце преподнёс. Долго добивался, ходил вокруг да около и всех соперников выдавил, вытеснил и один завладел её вниманием и любовью. Да. Я уже забыла, как давно это было. Почитай как тридцать четыре года уж прошло…

Ветер тихо шевелил кроны деревьев, слова старой индеанки падали маленькими камушками в тёмную глубину моего сознания, и воображение легко нарисовало юношу и девушку, которые однажды повстречали друг друга и больше не расставались.

– Кит никогда бездельником не слыл, но ты же знаешь, что нашего брата нигде не жалуют. Многие думают, мы повально пьяницы, другие – наркоманы. Кто так не думает, всё равно не доверяет. Просто так, ни за что. По привычке. Но Киту нужна была работа, так что он хватался за всё, за что мог, особенно когда женился. У нас семья стала большой: могавки с чероки объединились, стали жить под одной крышей, я была не против. Кит сирота, давно сам по себе был. Рукастый, собой хорош… – Она посмотрела на меня хитро и подмигнула. – Наш Вик – вылитый отец статью. Породой туда пошёл, в тот род, а вот волосом каштановым – в свою прапрабабку, первую Каллиген. Тогда мы побратались с белыми и сыграли свадьбы в двух поколениях… Но Вик-то позже уродился, – сказала она, глядя словно бы в никуда, как это умеют делать только старики. – Гораздо позже.

Я не перебивала и даже не шевелилась, внимательно слушая Аделаиду. И она, помолчав немного, продолжила:

– В общем, Кит пришёл на нашу землю и стал здесь жить. Но работу он нашёл разъездную и частенько отлучался из дома. Так все работали, знаешь ли. Кто в другом городе, а кто – в соседнем штате. Жили мы хорошо, были при деньгах, не то что другие, кто из наших. Кит был охранником в ту пору, работал на какого-то серьёзного человека. У того был свой бизнес. Он отправил Кита в Огасту на дело. И Кит попрощался с Селеной, не думая, что навсегда. Н-да. Такая история.

Руки похолодели. Я ждала плохого конца.

– Стояла зима, – тихо заговорила Аделаида. Голос у неё стал грубый и скрипучий, словно она простудилась. – Очень холодная притом, а гнать надо было на машине. Везли они с напарником какой-то груз вдоль лесоповала, очень ценный, отсюда до Огасты, до хозяина своего, и Кит за него отвечал головой. Там места тихие, пустые, дай бог кто проедет хотя бы раз в день зимой. Никто точно не знает, отчего так случилось, но в дороге он с напарником поссорился. Ему врезали, он потерял сознание. А потом выкинули из машины в снег.

И он остался там, один, без сознания, в снегу на пустынной трассе. Молодой, красивый, гордый, сильный. Сломленный и преданный. И совсем одинокий.

– Зима, я уже говорила, снежная была. Холодная. Очень долгая. А кто погонит машину за шестьдесят миль за индейцем? В общем, – вздохнула она, – пропал наш Кит. Тело не нашли, только его вещи в снегу и следы крови, но и так ясно, что убили, полиция – что полиция… Они даже не стали разбираться, а труп… да дели куда-то, и всё. Не такая уж он был важная птица, н-да. Селена тогда осталась одна. Очень тосковала, плакала, убивалась, звала. Долго. Нелегко ей было… Но время лечит – не зря так говорят, и появился Вик. Я-то думала, сердце материнское растает, дочка отвлечётся на ребёнка. Но была своя беда. Вик вышел слишком на отца похожим. Какое-то время Селена исправно за ним следила и любила, а потом не смогла даже взглянуть в его сторону. Больно. Напоминал…

Я с тоской смотрела, как шевелятся тонкие губы старухи Каллиген, и думала, что жизнь поколотила Вика с самого рождения. Невезучий, очень невезучий Крейн.