И все же потерпевшие кораблекрушение не смогли зайти так далеко. Вместо этого они, шатаясь, взобрались на гору Несчастья и нашли разложившееся тело своего товарища – человека, чей дух, как они верили, их преследовал. Они вырыли яму и похоронили его. После этого вернулись в поселение и затаились, прислушиваясь к ровному шуму моря.
Глава двадцатая
«День нашего спасения»
Балкли и еще пятьдесят восемь потерпевших кораблекрушение, вернув «Спидуэлл» на прежний курс, медленно дрейфовали по Магелланову проливу к Атлантике. Разбитый, протекающий «Спидуэлл» не мог идти круто к ветру, и Балкли изо всех сил старался держать курс. «Любому мыслящему человеку одного лишь зрелища того, что лодка не поворачивает в наветренную сторону, достаточно, чтобы прийти в уныние»[627], – написал он, добавив, что судно продолжало «столь жалкое плавание».
Балкли исполнял обязанности главного штурмана – без подробной карты региона он собирал воедино подсказки о ландшафте из отчета Нарборо и сопоставлял их с собственными наблюдениями. Ночью с кружащейся от голода и усталости головой он «читал» по звездам, определяя широту судна, в течение дня оценивал его долготу счислением пути, а после сравнил эти координаты с приведенными Нарборо – еще одним элементом головоломки. Типичная запись в его дневнике гласила: «В восемь часов увидел два скальных выступа, отстоящих на две лиги [девять с лишним километров] от напоминающего старый за́мок участка суши»[628].
По мере продвижения по проливу, иногда под парусом, иногда на веслах, он и его люди проходили мимо сероватых лесистых холмов и голубых ледников, а вдали виднелись Анды с их бессмертными снежными шапками. Как позже писал Чарльз Дарвин, именно при взгляде на эту береговую линию «сухопутного человека неделю преследовали видения кораблекрушений, опасностей и смерти»[629]. На одном из утесов потерпевшие кораблекрушение заметили двух индейцев в головных уборах с белыми перьями, туземцы лежали на животе и смотрели на них сверху вниз до тех пор, пока не скрылись из виду. Балкли и его народ миновали мыс Фроуард, самую южную точку континентальной части материка, где два рукава пролива – один из Тихого океана, другой из Атлантики – сходятся воедино. Отсюда водный путь резко поворачивает на северо-восток. Пройдя по нему более тридцати километров, Балкли и его люди наткнулись на порт Голода – еще одно проявление имперской гордыни. В 1584 году испанцы, полные решимости взять под контроль доступ к проливу, попытались основать здесь колонию с тремя сотнями поселенцев: солдат, францисканских монахов, женщин и детей. Однако морозной зимой у них закончилась еда. Прибывшая через три года новая экспедиция обнаружила, что большинство колонистов «умерли, как собаки, в своих домах»[630], а вся деревня, по словам очевидца, «провоняла трупами и мертвечиной».
Когда 7 декабря 1741 года Балкли и его отряд миновали развалины порта Голода, прошло почти два месяца с тех пор, как они покинули остров Вейджер. Без еды и пресной воды им тоже грозила гибель.
Спустя два дня на лесистом берегу они заметили стадо гуанако. Обладавший острым взглядом хищника Балкли описал это животное – дикого родственника ламы – как «не уступающее размером любому английскому оленю, длинношее, а головой, ртом и ушами напоминающее овцу»[631]. У существа, добавил он, «очень длинные стройные ноги, раздвоенные, как у оленя, копыта, короткий пушистый хвост красноватого цвета». Отметив, что эти животные очень «проворны, с прекрасным зрением, крайне пугливы, и их трудно подстрелить», он все же попытался подвести «Спидуэлл» достаточно близко, чтобы некоторые из моряков с ружьями могли вброд добраться до берега. Но ветры, дувшие с гор, вынудили его отступить. Стадо унеслось прочь, люди продолжили свой путь.
Как и описывал Нарборо, пролив начал сужаться. Балкли понял, что они вошли в так называемое первое сужение. В самом широком месте пролив достигал примерно тридцати километров, но здесь убывал до двух. Идти по самому узкому месту пролива было опасно. Из-за приливов и отливов уровень воды менялся на без малого сорок футов, здесь часто дули встречные ветры, а течения достигали скорости восемь узлов. Потерпевшие кораблекрушение начали плыть по протоке длиной в четырнадцать километров ночью и напряженно всматривались в темноту. Несколько часов они маневрировали между окутанными тьмой берегами, пытаясь обойти отмели и уменьшить постоянный дрейф лодки в подветренную сторону, пока на рассвете не выбрались из протоки.
Одиннадцатого декабря, когда они шли на веслах дальше, Балкли заметил вдалеке отвесный берег с несколькими величественными белыми утесами. Его пронзила дрожь узнавания. Это был мыс Одиннадцати тысяч девственниц, который он миновал с эскадрой Ансона почти год назад по пути к мысу Горн. Балкли и его отряд достигли восточного устья пролива и вышли в Атлантику. Они не только преодолели 563-километровый внутренний канал на посудине, которая чудом держалась на воде, но и благодаря замечательному трепету Балкли перед навигацией, даже с учетом первоначального фальстарта, потратили всего тридцать один день – на неделю быстрее, чем Фердинанд Магеллан и его армада. Однако порт Рио-Гранде, ближайший бразильский населенный пункт, находился более чем в 2570 километрах к северу, и, чтобы туда добраться, им придется идти вдоль контролируемого Испанией (ныне аргентинского) берега, а это означало, что они столкнутся с дополнительной опасностью пленения. Кроме того, из еды у них оставалось только немного отсыревшей муки.
Моряки решили, что им ничего не остается, кроме как рискнуть высадить охотничий десант, и взяли курс на залив, где Нарборо увидел и описал островок с тюленьей лежкой. Шестнадцатого декабря они вошли в бухту, известную как порт Желания. Балкли заметил на берегу «остроконечную, очень похожую на гребца скалу, выглядящую как произведение искусства, установленное в качестве ориентира»[632]. Не увидев никаких признаков испанцев, он направился вглубь гавани. Вскоре они нашли маленький остров: на нем, словно недвижимые со времен Нарборо, развалились многочисленные тюлени. Балкли удалось бросить якорь достаточно близко к берегу, чтобы самому и остальным морякам, включая не умевших плавать, можно было с ружьями перелезть через борт и зайти в воду по шею. Едва ступив на остров, они начали в исступлении стрелять тюленей. Мясо коптили на костре – «народ ел с жадностью»[633], как выразился Балкли.
Вскоре многие попадали с ног от таинственной болезни. Вероятно, их поразил недуг, сегодня известный как синдром возобновления питания, при котором голодный человек после внезапного приема большого количества пищи может потерять сознание и даже умереть. (Этот синдром ученые позднее обнаружили у бывших узников концлагерей.) Несколько порций тюленины убили казначея Томаса Харви, и еще как минимум один потерпевший кораблекрушение умер, съев то, что считал своим спасением.
Выжившие продолжили плавание вдоль побережья на север. Запасы тюленины стремительно таяли. Балкли не смог помешать многим из моряков расправиться с последними крохами. Вскоре еда закончилась. «Уйти отсюда без еды и питья – верная смерть»[634], – писал Балкли.
В очередной раз они попытались высадить охотничий отряд. Но море было настолько неспокойным, что им пришлось встать на якорь вдали от берега. Чтобы добраться до суши, надо было переплыть через буруны. Большинство потерпевших кораблекрушение, не умевших плавать и парализованных истощением, не двинулись с места. Балкли тоже плавать не умел и должен был управлять судном. Но боцман Кинг, плотник Камминс и еще один человек, движимые отвагой или отчаянием, а может, и тем и другим, прыгнули в воду. Воодушевленные их примером, за ними последовали еще одиннадцать человек, в том числе Джон Дак, свободный черный моряк, и гардемарин Исаак Моррис. Один морской пехотинец устал и начал захлебываться. Моррис попытался до него добраться, но тот утонул в шести метрах от берега.
Остальные пловцы рухнули на песок, а Балкли выбросил за борт четыре пустые бочки, которые прибой вынес на берег. Их требовалось заполнить пресной водой. Балкли привязал к этим бочкам несколько ружей. Моряки принялись за охоту. Они обнаружили лошадь с клеймом «AR». Испанцы были рядом. Потерпевшие кораблекрушение, испытывая все бо́льшую тревогу, застрелили лошадь и нескольких тюленей, разделали их, а затем поджарили мясо. Камминс, Кинг и четверо других поплыли обратно к лодке, захватив с собой немного еды и пресной воды. Но шквал вынес «Спидуэлл» в море, и восемь человек, включая Дака и Морриса, остались на суше. «Мы все еще видим людей на берегу, но не можем их забрать»[635], – написал Балкли.
В ту ночь лодку потрепали волны, и отломилась часть руля, что еще больше затруднило маневрирование. Балкли обсудил с Бейнсом, Камминсом и другими, как им поступить. Свое решение они подытожили в другом подписанном документе. В бумаге, составленной на борту «Спидуэлла» – «на побережье Южной Америки, на 37:25 южной широты от меридиана Лондона, 65:00 западной долготы 14 января сего года»[636], – говорилось, что после поломки руля «каждую минуту ожидалось, что судно пойдет ко дну», и «все считали, что мы должны выйти в море или погибнуть». Они положили оружие и боеприпасы, а также письмо с объяснением своего решения в бочку и бросили ее за борт, чтобы волны прибили ее к берегу. Они подождали, пока Дак, Моррис и остальные шестеро его получат. Когда люди прочли письмо, они упали на колени и смотрели, как «Спидуэлл» уплывает.
Бог видел, что творилось? Балкли продолжал искать утешение в «Образце христианина», но отрывок из него предупреждал: «Будь у тебя чистая совесть, ты мог бы не бояться смерти. Лучше бежать от греха, чем бежать от смерти»[637]. Но грех ли хотеть жить?
Сломанный руль заставил лодку рыскать, как будто она следовала своим собственным загадочным курсом. Через несколько дней у команды закончились еда и практически вся вода. Встревоженный Балкли отметил: «Среди нас не более пятнадцати здоровых (если можно назвать здоровыми людей, которые еле ползают). Сейчас я считаюсь одним из самых сильных людей в лодке, но едва могу устоять на ногах десять минут кряду… Мы, находящиеся в наилучшем состоянии здоровья, делаем все, что в наших силах, чтобы подбодрить остальных»[638].
Лейтенант Бейнс, сам больной, писал о «наших беднягах, которые умирают ежедневно с мукой на изможденных лицах и глядят на меня в ожидании помощи, но оказать ее – не в моих силах»[639]. Двадцать третьего января умер штурман Томас Кларк, так преданно оберегавший маленького сына, а на следующий день умер и его сын. Два дня спустя кок Томас Маклин – самый пожилой человек на борту, переживший ураганы, цингу и кораблекрушения, – испустил последний вздох. Ему было восемьдесят два года.
Балкли все еще что-то записывал в дневнике. Если он писал с мыслью о будущем, то должен был верить, что каким-то образом его дневник однажды прочтут. Но его разум угасал. Однажды ему показалось, что он увидел слетающих с неба бабочек.