Ушедшие в никуда

22
18
20
22
24
26
28
30

Оглянись, уходя.

Пути человеческие

Воистину, пути Господни неисповедимы. Пути человеческие порой непредсказуемы. Маленькая планета под названьем Земля летит во Вселенной вместе с Солнцем в неведомые дали и несет на своих плечах хрупкую жизнь. Имя этой жизни – человек.

Человек вошел в Мир. Он сделал свой первый робкий шаг, другой, третий… Кто-то прошел по Земле незаметно, кто-то просто наследил, кто-то оставил след, а кто-то его растоптал…

Работа закрутила меня колесом рутины так, что некогда было остановиться, сказать себе «стоп», поднять глаза к небу, улыбнуться плывущим вдаль облакам и порадоваться вместе с ними свободе. Дела заставили меня на некоторое время покинуть мой рабочий кабинет. Чтобы хоть немного отключиться от проблем, я не стала брать служебную машину, а пошла пешком. Моя старушка Астрахань, южный город, приютившийся где-то на краю России, вновь расстелила передо мной дорожку-скатерку по многочисленным узким улицам, на которых хватало места и суете будней, и размеренной жизни одиноких башенок, оставшихся от некогда живших здесь монастырей, и помпезности новостроек, играющих в зеркалах окон брызгами солнечного света, и куполам многочисленных восточных построек с дворами, двориками и подворьями.

Я прошла через небольшой зеленый скверик. Мальчишки катались здесь на скейтбордах. Предприимчивые мужички разложили на высоких тротуарных бордюрах свой «книжный бизнес». Поодаль на лавочке я заметила сидящего в одиночестве знакомого. Бывший врач, а теперь пенсионер, он что-то увлеченно читал. Я подошла к нему и присела рядом. Он оторвал взгляд от книги и улыбнулся.

– Как дела? – в один голос спросили мы друг друга и рассмеялись.

– Что читаете? – поинтересовалась я у Николая Николаевича.

– Возникновение лютеранства. Сегодня должен обязательно дочитать до 125 страницы.

Немец по происхождению, он всегда отличался особой пунктуальностью, аккуратностью и настоящей, не показной интеллигентностью.

Говорят, любопытство не порок… На несколько мгновений заглянув в книжку, я успела прочитать: «Обычно датой возникновения Лютеранства считают 31 октября 1517 года, когда Мартин Лютер прибил к дверям церкви, где он служил священником, доску с 95 тезисами, в которых подверг суровой критике католицизм. Наибольшее число лютеран по-прежнему сосредоточено в Германии…»

– Куда идешь? – прервал мой нескромный интерес Николай Николаевич.

– На Спартаковскую, 102, во второй туберкулезный диспансер, – ответила я.

– Будешь там, подними голову. Посмотри, что написано над вторым этажом кирпичного здания.

Мы простились, пожелав друг другу удачи. Город вновь улыбался мне лукавой улыбкой. Перейдя мостик над Канавой, свернув за угол, я увидела старые покосившиеся домишки с украшенными камышом заборами. Асфальт здесь почти не существовал. На другой стороне улицы одинокое большое дерево закрывало от меня старое деревянное здание готического настроения, с острыми, стремящимися к небу башенками. Чуть левее от него, по линии тротуара, мудрым взглядом видавшего жизнь старца смотрел на мир двухэтажный кирпичный дом. Я было уже собралась пройти в калитку диспансера, которая таилась между ними, и вспомнила вдруг моего знакомого.

Я вдруг увидела голубое небо и ослепительно белые плывущие облака. На минуту мне показалось, что плывут не облака, а карниз здания. «Детский приемник-распределитель НКВД», – увидела я большие печатные буквы под козырьком крыши. Облака плыли куда-то, не замечая ни меня, ни детский приемник-распределитель, цепляясь рваными подолами за остроконечные башенки деревянного корпуса диспансера. А планета, подчиняясь космическим законам, все так же летела куда-то во Вселенной, храня в памяти свое прошлое…

Шел 1636 год. Адаму Олеарию предстоял долгий путь на новом, только что отстроенном корабле «Фридрих» от Нижнего Новгорода до Ирана, по Волге, а затем по Каспию. Сойдя на берег в Астрахани, секретарь голштинского посольства задержался в ее степях еще и как путешественник.

Путь выдался трудный. Астраханские летние степи не щадили ни высохшую колючку, ни стоящих столбиками сусликов, ни караваны верблюдов, ни одиноких путников. Солнце, клонясь к закату, все еще жарко обнимало землю. На горизонте, как марево, дрожали очертания каких-то строений. Изнуренный солнцем и суховеями путешественник искал пристанище на ночь. К счастью, плывущие миражи приближались, а не исчезали.

Тяжелую дубовую дверь открыл невысокого роста, худощавый монах.

– Пустите путника на ночлег, – попросил Адам Олеарий монаха, переходя в разговоре с немецкой речи на русскую.