Ушедшие в никуда

Мы простились. Вслед ему смотрели поросшие камышом неказистые дачи да выцветшая бирюза больничной таблички. Самой больнице некогда было философствовать. В эту минуту она спасала жизни…

Не знал в свое время Василий Кучуков, что, отдавая закладные земли митрополиту Сампсону, он открыл чистую страницу истории Астраханской губернии, на которой потом опишут и жизнь Покровского монастыря, и жизнь Покровской больницы, и подвиг монахов, освободивших город от чумы в ХIХ веке, и подвиг врачей, борющихся с туберкулезом в ХХI столетии. Останутся на этих страницах ушедшие в небытие каменные монастырские стены с башнями да вызолоченными крестами и существующие пока, полуразрушенные больничные заборы, монахи в черных рясах, исправно несущие службу Богу, и врачи в белых халатах, помнящие, как «Отче наш», клятву Гиппократа.

Кто знает, какие еще события узнает эта святая земля? И пока над нею властвует Божий Промысел, распорядившийся отдать их туберкулезной больнице, не нам, смертным, судить, кому какой крест нести!

Прийти к Истоку

Человек пришел в этот мир. Здравствуй, человек! Кто ты?! Пока ты беспомощен в нежных материнских руках. Пока не знаешь предков своих, свои истоки. Но если с Богом в душе ты, придет время и позовет тебя сердце твое в путь на поиски начала Начал твоих, твоего Истока. Возможно, ты будешь искать его долго. Узкими тропами пройдешь через тернии. Но коли найдешь корни свои, свой Исток, береги его. Ибо отныне не будет для тебя ничего более дорогого, более святого, чем он. Не мешкай. Иди к Истоку, ибо в нем сила твоя, и нет ничего могущественнее этой силы!

Полуденное солнце нежно касалось ласковыми июльскими лучами янтарной прозрачности тонкого живого ручейка, на песчаном дне которого беззаботно извивались жирные пиявки. Зеленая трава в пояс, поднявшаяся над теплой землей, кое-где робко подходила к берегу, а где-то, осмелев, купала свои грациозные стебли на самой его середине. Свежевыструганные деревянные подмостки с перилами, впитывая голос моих шагов, вели меня к срубленной из толстых бревен часовенке. Подмостки бережно держали ее на своих сильных плечах. Загадочно-таинственная, часовенка будто что-то скрывала от глаз людских, будто что-то бережно хранила. Внутри меня, теплея в груди, что-то напомнило о себе. «Может, Душа?» – подумала я, подойдя к часовенке. Она посмотрела на меня аккуратными деревянными окошками и скромной полуотворенной дверью приоткрыла свою душу.

«Здравствуй, – сказала я ей шепотом и тронула дверь. – Разреши войти?» В знак согласия дверь, отворившись, слегка скрипнула. Я оказалась внутри очень маленькой комнатки, где вряд ли могло поместиться более пяти человек. Интуитивно повернула голову. На меня смотрели глаза Иисуса Христа. «Спас Нерукотворный», – невольно вспомнила я. Сейчас его взгляд говорил мне: «Входи. Наполни свое сердце любовью. Преклони колени». Я увидела в полу часовенки отверстие, а там, в скрытой от глаз людских неизвестности, покоилась колыбель. Чтобы не тревожить только что родившегося младенца, я отошла в сторону. Слева от меня, на деревянной полочке, уютно примостившейся на стене, в россыпи мелких монет и медальонов стояли иконы и небольшая деревянная фигурка Нила Столобенского, особо почитаемого в этих местах святого-чудотворца. Я тоже оставила монетку, загадав прийти сюда снова. «Не стоит тревожить только что рожденное дитя», – слегка скрипнула дверь. Я согласилась с ней и, пожав ее ручку, осторожно вышла.

На выходе меня окликнула висевшая на наружной стене часовенки табличка. Я повернула к ней голову. Она подмигнула мне своей ровной гранью и сказала: «9 июня 1995 года исток реки Волги посетил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II и совершил водоосвящение».

Я пришла в эти первозданные тверские места впервые и была здесь чужая. Но с первых мгновений, ступив на эту землю, почувствовала, что эта земля приняла меня. Она не смотрела на меня настороженно, не спрашивала, зачем я пришла, а доверчиво открылась мне всей своей русской мощью, всем своим русским гостеприимством.

Две деревянные ступеньки звали меня спуститься к только что родившейся реке, которая робким родником нашла здесь выход из чрева земли-матушки под скромной часовенкой. Беспомощно разлившись неглубоким водоемчиком, она устремилась вдаль по заросшей сочной травой протоке жизнелюбивым чистым ручьем.

Шаг, другой… Преклонив колени, опустив голову, я протянула ладони янтарной чистоте моей юной Волги. Чистая, непорочная, она освежала меня своей прохладой.

«Здравствуй, Волга моя! Я пришла к тебе из жаркой астраханской земли, из прикаспийских ветров, из сурового края, где воды твои, слившись с сотнями рек и речушек, разбежавшись в разные стороны множеством рукавов, так что счету нет им и твоему величью, стремятся слиться с Каспийским морем. Я пришла к твоему Истоку, еще не знающему прикосновения иных вод. Я прошла две тысячи верст, чтобы поклониться тебе низко, причаститься-приобщиться святых тайн воды твоей первозданной, твоей Души». Я взяла в ладони волжской воды… Поднесла к губам… Глоток… Глоток вкусной волжской воды… Глоток святости… Лицо ощутило живительную влагу, это мои ладони донесли до него частицу Волжского Истока… Я перекрестилась и положила на ступеньку, которую гладила юная вода, коробочку созревшего лотоса: «Прими мой скромный подарок, прими от всех нижневолжских народов».

С бугра, от Никольской церкви, разместившейся на окраине маленькой деревни, к Истоку приближалась небольшая группа людей. Среди них в расшитой золотом рясе шел священник. Молодой мужчина рядом с ним, видимо его помощник, нес религиозные книги и неведомые мне церковные принадлежности. Они явно собирались совершить какой-то обряд. Чтобы не мешать, я отошла в сторону. Женщины с покрытыми головами, мужчины с верой в глазах, благоговейно ступая по подмосткам, подошли к Истоку. Священник, взяв одну из женщин за руку, подведя ее к самой кромке воды, произнес: «Мы пришли сюда, чтобы совершить таинство крещения этой женщины в водах Истока великой русской реки Волги, которая берет свое начало здесь, в Оковском лесу Тверской области на Валдайской возвышенности у маленькой деревни Волговерховье». Церемония началась. Голос священника звучал, то монотонно, то восторженно. Он то возносил молитвы к Небесам, то опускался до земной бренности, вполголоса разговаривая с женщиной.

«Крещение в Истоке, – подумала я. – Крещение Истоком… Какой счастливый случай выпал этой женщине!»

Волга – Руси начало. Волга – дух земли Русской и нас, Россиян, Исток земли нашей. Хоть раз в жизни сюда должен прийти каждый. Не только волжанин, каждый житель России должен поклониться Истоку, ведь он – начало начал земли Русской.

Вокруг шумел лес. О чем шептались вековые сосны и ели? О чем волновались густые травы лугов, принявшие в свои объятия деревеньку, бережно хранящую от скверны Исток великой русской реки Волги?

Мысли развеял беззаботно налетевший ласковый ветерок. Позвав за собой к маленькому деревянному мостику, который бережно перегнулся через волжский ручеек, он шепнул мне: «Это первый волжский мост, всего-то в пятидесяти метрах от истока. В этих местах живет поверье: если, стоя на мостике, тихо сказать Волге заветное желание, отпустив его по течению, то, дойдя вместе с волжскими водами до Астраханской дельты, до теплых вод Каспия, оно обязательно исполнится». Кораблик с моим желанием поплыл, витиевато повторяя очертания юной реки. Он нес на своей бумажной палубе мечту о том, чтобы сюда, хоть раз в жизни, пришел каждый россиянин, чтобы поклонился Истоку низко, чтобы, испив воды его, силу приобрел душе своей и телу, чтобы, вдохнув его воздух, каждый вдохнул бы Дух земли Русской.

Я огляделась. Мимо мостика бежала извилистая тропинка. Она звала за собой к грациозному каменному Спасо-Преображенскому собору, вновь ожившего и возрожденного из небытия с 1999 года Ольгиного монастыря. Теперь собор свято хранил давние тайны, затерявшиеся где-то в закоулках веков и времен, ожидая и внимания сильных мира сего и так необходимого ремонта. От Ольгиного монастыря до деревни Волговерховье шагов пятьдесят. Вот она – на бугре. Всего-то несколько домов.

Между тем церемония крещения подошла к концу, и исполненная таинства группа людей возвращалась к деревянной Никольской церкви. Необъяснимое чувство влекло меня к священнослужителю, только что совершившему обряд крещения. То ли потому, что от него веяло спокойствием, то ли оттого, что в моих глазах он был единственным представителем деревеньки, бескорыстно хранящей колыбель моей Волги.

Отец Владимир, как звали священнослужителя, оказался не только хорошим собеседником. В блеске его глаз, в его голосе, с первых мгновений общения просматривалась Большая Душа, Характер. В нем не было высокомерия, не было оторванности от земной жизни. В его беседах с паломниками к Истоку не было нравоучений, а только доступность, широта души и безграничная любовь ко всему живому.