Ушедшие в никуда

Мы проехали мимо щита с надписью, и уже через десять метров дорога начала ухабиться, бугриться, то устремляясь вверх, то бросаясь вниз так резко, что путешествовать здесь на машинах было страшновато. Мы решили идти дальше пешком. Нас встретили желто-зеленые от глины и растительности холмы. Дороги шрамами густо избороздили их лица, но это не убавило в них благородства и какого-то скульптурного изящества. Похожие друг на друга, они все-таки не были близнецами.

Маленькая тропинка, свернув с дороги, повела нас к подножью холма. Она, устремляясь вниз все глубже и глубже, споткнулась о порог крутого спуска и, петляя сквозь раскидистые кустарники, привела нас к отвесной каменистой стене. За большим валуном скрывался вход в пещеру…

Подземелье встретило нас сырым леденящим дыханием. Немного согнувшись, я вошла в пещеру, напомнившую мне келью монаха-карлика, низкую и маленькую. Я осветила фонариком ее чрево и увидела, что пещера делится на узкие лабиринты ходов, по которым можно было только проползти.

Необъяснимый страх перед подземельем заставил нас послушаться надписи на щите и не пойти дальше. Смельчаки говорят, что ходы уходят вглубь очень далеко, петляя, извиваясь. Говорят, что тянутся они до самого соленого озера. Говорят, здесь есть и подземное озеро. Не знаю, не видела…

Я сидела на валуне, перед входом в пещеру, под нависшим надо мной каменным исполином, очищая кроссовки от мелких колючек. Мыслей не было. Я вся растворилась в этих местах – в этом воздухе, в этих холмах, в этих дорогах… Меня совсем не волновало, что мы заблудились, меня не коснулось общее смятение, а на совещании по поводу того, какой дорогой ехать, я и вовсе молчала. На наше счастье, откуда-то из-за холма появился небольшой автобус с волгоградскими номерами. Он привез сюда студентов, которых влекла неудержимая страсть к запретным тайнам недр. Они-то и показали нам дорогу, ведущую на шоссе. Пора ехать домой. Прощай, Баскунчак…

Обратный путь – дорога раздумий. Солнце давало понять, что вечер не за горами. «Жигули» мчали нас в город. Беззаботный смех остался где-то там, во вчера. Притихшие, мы думали каждый о своем. Позади оставались селения, поля и бахчи. В мыслях я все время возвращалась то к соленым снегам озера, то к красной глине Богдо, то к холодному дыханию недр. Я думала о том, как удивительна моя астраханская земля, где так тесно соседствуют цветущий лотос и выжженная от солнца пустыня, где маленькая гора бросает вызов Прикаспийской низменности, рождая соль земли. Настоящую соль.

Там, где цветет айва

Полноводная Итиль ветвилась в этих местах несметным множеством рукавов, рек и речушек – готовилась к встрече с Хазарским морем. Не одну тысячу верст преодолела она ради того, чтобы полностью, всей без остатка раствориться в этом буйстве водной стихии. Пока Итиль пробиралась сквозь Великую Степь к своему суровому господину, она взрастила у своих берегов многие народы, напитала живительными водами раскинувшиеся вдоль ее русла земли. Но самые щедрые богатства своих неисчислимых водоемов она подарила Астраханскому Ханству.

Нередко сюда приходили ногайские ратники, чтобы поживиться щедрыми трофеями, добытыми в сражениях с местными жителями. Влекло понизовье Итили и крымцев, и казанцев. Казахские ханы тоже не прочь были попытать удачу боевых сражений в низовьях этой могучей реки.

В жаркой схватке астраханские ратники, меряясь молодецкой силой с неприятелем, громили непрошеных ногаев. Хрипели кони, скрежетали кольчуги, звенели мечи. Под тяжестью боевых палиц замертво падали воины. Над полем брани носился дух конского пота и человеческой крови, густо обагрявшей выжженную суховеями степную полынь.

В бой пошла пехота. Тяжелый обоюдоострый меч в руке Азгара налево и направо щедро раздавал противнику увесистые удары. Воинский азарт притуплял ощущение опасности. Вкус битвы заставлял воина забыть об осторожности.

Внезапно Азгар ощутил тупой удар в висок. Голова закружилась, и ратник потерял ориентацию. Боль пришла не сразу. Что-то липкое, вязкой горячей каплей скатилось по щеке. Азгар потерял равновесие и рухнул на землю. Шумело в ушах. Взор застилала кровавая пелена. Реальность теряла для Азгара всякий смысл. Он расстался с сознанием, которое вскоре вместе с его душой покинуло бренное тело.

Битва шло не на живот, а на смерть. В этот раз астраханские ратники разбили ногаев наголову. Они стояли за свои семьи и свои земли. Всего в нескольких верстах отсюда расположилась столица Астраханского ханства. Обнесенная низкой стеной, она стояла на берегу Итили. Некогда, в более ранние века, город процветал. В нем высились величественные здания, богатые базары принимали торговцев. Сейчас, в 873 году по хиджре[76], город сделался невелик. В нем осталось лишь небольшое количество глинобитных домов…

Саманный дом Азгара стоял на отшибе селения. Это позволило крестьянину отхватить у степи большой надел земли. Азгар, как и многие односельчане, засадил его айвой и виноградником. В его владении было небольшое стадо баранов, которые целыми днями паслись здесь же, неподалеку.

Весть о том, что астраханцы одержали верх над ногаями, облетела округу со скоростью птицы. Слишком уж близко от поселения шла битва. Ногаи отступили. Уцелевшие астраханские воины возвращались к родным очагам. Среди тех, кто не вернулся домой, был и Азгар. Единственный кормилец в семье, на его плечах лежала забота о жене и троих малых детях, которых Господь послал им одного за другим.

Патьма нашла Азгара, лежащим навзничь на колючей от полыни суглинистой земле. На его виске зияла устрашающих размеров рана. Запекшаяся кровь бурой высохшей коркой прикрывала обнажившуюся кость черепа. Патьма склонилась над мужем. Он не дышал – его душа уже покинула непригодное для жизни тело.

Погибших в бою похоронили на окраине большого бугра – на сельском кладбище. По древнему тюркскому обычаю их завернули в войлок и положили в вырытую могилу. По бокам могилы сделали уступы. На уступы поперек положили доски, которые застелили кожей и камышом.

С высоты холма, на котором несчастные нашли упокоение, открывался великолепный вид на реку Кизань. Бугор подходил прямо к ее быстротечному и многоводному руслу. С другой стороны бугра, вдоль берега живой и полноводной реки Кигач, сокрытый от семи ветров, расположился большой караван-сарай. Во всякую погоду и любое время года он служил путникам местом отдохновения в долгих странствиях из Азии в Европу. Путешественники, останавливаясь на постой, находили под сенью деревьев-великанов, чудом выросших на этой степной земле, прохладу и умиротворение. За щедрым достарханом заезжие купцы обсуждали торговые дела в то время, как их верблюды и лошади набирались сил после утомительного перехода. На вершине бугра Великий окоем раздвигал владения своих далей, и взору открывалась долина с домами сельских жителей, айвовыми садами, виноградниками и стадами скота.

Двести лет назад на эти земли пришел человек. Звали его Джаксарт. Среди сельчан выделялся он сметливым умом и умением собирать вокруг себя людей. В ремесле своем Джаксарт слыл докой и звался табунным головой. Люди уважали Джаксарта.

В селении жили не только татары. Здесь обитали казахи, ногаи, селились на этих землях и русские. С их легкого слова Джаксарта стали величать Яксатом и даже вверили ему в заслугу, что именно он основал село. Так оно или нет, может, оно и выяснится когда. Да только село с тех давних пор носит имя табунного головы – Яксатово.