Ушедшие в никуда

22
18
20
22
24
26
28
30

Напряжением звенит степь. Ветер расстелился по земле тревогой и застыл в ожидании. Ни единый лист не шелохнется. Никакая птица голоса не подаст. Упругой тетивой натянуто безмолвие. Ни движения, ни шелеста, ни звука. Тревожное молчание природы перед грозой. Лишь большая черная туча наползает с севера на хазарскую землю, заслоняя светило.

Да только не туча то! Так зрится войско Святославово, пришествия которого с тревогой ожидают хазары, арсиям, вышедшим навстречу завоевателям. Еще не видят хазары, что в голове того войска на буланом рысаке князь Святослав, а рядом с ним полководец его верный Любояр на кауром скакуне.

Еще не знают росичи, что впереди хазарских арсиев сам малик-хазар Иосиф. Его гнедой жеребец бьет в нетерпении копытом землю. Еще не ведают росы, что по правую руку Иосифа в облачении воина восседает на белом длинногривом коне великая святыня Хазарии – Верховный каган – богоподобный Шафар I.

А туча все наползает, разрастается, наливаясь грозовой тяжестью. Уже различимы пики копий. Уже слышится пока еле уловимый звон ратницких кольчуг. То ли мнится, то ль и впрямь земля содрогается под тяжестью росской мощи. Последние сотни саженей между недругами…

Ни единый мускул не дрогнет на лице Шафара. Ни единое движение не вторгнется в его царственную невозмутимость, словно облачен он не в доспехи мирского воина, а в божественную недоступность и недосягаемость. Сегодня судьба Хазарии во многом зависит от него. И те часы, что проводит он на поле сражения в ожидании встречи с росами, куда значимее, чем все долгие годы его пребывания на престоле. Значимее, поскольку во все времена враг отступал без боев и сражений, когда на поле предстоящей битвы выходил Верховный каган.

Безмолвное немое ожидание. А туча все чернее. Но не небо застилает она теперь, а стелется по земле ползущей массой. Все отчетливее стройные ряды ратников. Все явственнее устремляются в небесную невесомость русские копья. И вот уж предстали друг перед другом супротивники. Войско к войску, лицо к лицу, очи к очам свели здесь на поле битвы соединенные воедино Всевышним судьбы – судьбы воинов и правителей, судьбы народов и их земель.

Уже предначертан исход не начатой еще битвы. Но пока, во всем своем угрожающем могуществе, непоколебимо противостоят враг врагу, росы и хазары. Недвижны. Ни на пядь не близится войско к войску, словно воздух степной облекся в твердую прозрачность, лишь создавая призрачную иллюзию легкой вседоступности.

Конь под Святославом в нетерпении ударил копытом землю. Металлическим звоном кольчуги отозвалась тишина. Святослав пришпорил коня и, поддаваясь этому спонтанному порыву, преступил невидимую черту дозволенности. Почти одномоментно на противоположном конце противостояния на тот же шаг выступил навстречу врагу на белом длинногривом коне Шафар – великая святыня Хазарии. Богоподобный каган стал на защиту своей земли.

Потянулись мгновения. В напряженном ожидании застыла реальность. Непривычная самой себе тишина пребывала в оцепенении. Никто и никогда прежде не осмеливался преграждать путь воплощению Бога на земле. Никто и никогда не осмеливался поднимать на него меч. Но не для того столько шел Святослав к заветной цели, чтобы сейчас повернуть назад при виде сидящей на коне богоподобной марионетки.

И снова шаг. Невозмутимо лицо Святослава, решительно. Теперь и всем, кто находился на поле, открылся смысл Божьего Провидения – битве быть!

Белогривый конь вынес Шафара еще на один шаг навстречу русскому князю. Медленно, пядь за пядью, приближаются недруг к недругу – Великий князь Руси и Верховный каган Хазарии.

Вот уже они обнажили мечи, и кони, обжигая друг друга пенным дыханием, в хрипящем ржании встали на дыбы. И приблизили лик к лику человек с человеком. И глянули в невозмутимые холодные очи, молниями пронизывая насквозь души. В единении противоборствующих всадников соприкоснулись тяжелые клинки. Звон кольчуг, лязг металла в тишине рокового ожидания.

И увидел Шафар занесенный над ним меч Святослава, и ощутил тяжелое его прикосновение у основания шеи. И почувствовал Шафар, как заструилась по его груди горячая густая влага. И сквозь шум, пронзительный шум в ушах, услышал он хохот, леденящий жилы старушечий хохот. Он увидел, как Святослав вновь занес над ним меч и опустил его на другое плечо. Теперь удар не показался таким тяжелым, а новая порция хлынувшей по груди влаги не казалась такой горячей. Только руки его словно онемели, и сознание притупилось. Все возрастающий шум в ушах не давал возможности сосредоточиться. Перед глазами еще раз размытым образом мелькнуло лицо Святослава. Шафар мимолетно увидел колено своего коня, стремя, бьющие по земле копыта и кроваво-алую траву. Он видел вокруг себя лица, много лиц и среди них – хохочущую старуху. На миг все погрузилось во мрак. Лишь шум, сводящий с ума шум в ушах…

Вдруг он ощутил себя легким, парящим над землей, но почему-то вниз головой. И это было странно. Он увидел распластанное на окровавленной земле безжизненное тело. И это тоже было странно. Он чувствовал связь с этим телом. И не только чувствовал. Теперь он видел толстую и, словно волос его коня, серебристо-белую скрученную нить, соединяющую его с этим бездыханным телом. Она совсем не мешала ему. Было странным и это! Шафара охватили ужас и смятение. Его коня взял под узду Святослав и, торжествуя, вознес меч к солнцу.

Шум в ушах Шафара постепенно стихал. Он услышал ликование в стане росов. Он увидел, как Святослав подал знак своим ратникам, и те в иступленном ликовании выступили на врага. Не заставил себя ждать и Иосиф, до сей поры остававшийся незаметным.

Пыль из-под копыт и встревоженный воздух, облаченные в кольчуги тела, обнаженные мечи, тонкие, сверкающие на солнце сабли – все смешалось в естестве сечи. Жаркая, иступленная схватка. Не на живот – на смерть! Первым, кто познал ее на этом поле, стал Шафар. Сейчас, пребывая в шоке, он наблюдал за всем происходящим сверху. Росы были сильны, куда сильнее хазар. И не было им, хазарам, пощады, и не было путей отступления. За их спинами – Итиль. Многие пали здесь, не сумев отстоять свою землю.

Безжизненное тело Шафара топтали копыта. Оно безвольно содрогалось, и этим причиняло Шафару немалое беспокойство, ибо содрогалась и серебряная нить, что связывала его с телом. Только теперь эта толстая нить у основания тела почернела, становясь все тоньше и тоньше…

А поле битвы пахло пóтом, кровью живой человеческой и конской плотью. Поле битвы стонало голосами изувеченных, звенело металлом мечей и сабель, свистело пением пущенных стрел. Оно раскинулось вокруг непомерным для Хазарии гнетом, час которой пробил!

– Шафар! – окликнул его знакомый голос. Шафар узнал его. Когда-то этот голос принадлежал его отцу – кагану Микаэлю.

– Шафар! – услышал он звонкий женский голос.