Потапыч: изнанка

22
18
20
22
24
26
28
30

— Служанки мои, — буркнул парень.

Ну долбануться. Это, видно, троица любовниц (ну есть ощущения, что любовниц, хотя пол не проверял). И этот деятель о них заботится… Блин, чужая душа — потёмки, а в внутренних реалиях «тонких чувств-с» натуральных родовых териантропов я разбираться, похоже, не смогу. В смысле прочувствовать — я базово «другой». Хотя запоминать, учитывать и рассчитывать, естественно, надо. Но сам факт — молодой пацан, вроде как любит невесту, но нормально относится к её потрахушком. А утешается после её гибели с тремя служанками, обычными людьми. К которым привязан достаточно, чтобы рисковать.

— Хм, а ты понимаешь, что я могу их «не тронуть». А трахнуть, например, тебя? — любознательно уточнил я, хотя голая мохнатая жопа никаких желаний, кроме как пнуть не вызывала.

Просто как раз реакции на такое были интересны, для правильных расчётов в будущем.

— Понимаю, а всё одно не тронь. Пусть я — за дело, перетерплю. А их — не тронь!

Ну… охренеть, мысленно хмыкнул я.

— Ладно, уговорил. Не трону, если полно, честно ответишь на мои вопросы, волей пославшего меня Лидари…

— Эвром клянусь! — рявкнул парень, причём ветерком так, ощутимо повеяло.

— Хм, а вы, Курбичи, как-то с Гонителем Туч связаны? — уточнил я, поднимаясь и отпуская парня.

— Мы, конечно, не видомы и не волхвы. Но молимся исправно, к роду Эвр благорасположен, алтарь всегда с нами, Курбичами, был.

Занятно, не полноценные жрецы, но так, наполшишечки. И, видимо, раз Эвр и портовый городок… Хм, а они ощутимо богаче могут быть, чем кажется. И амбиции… Впрочем, разберёмся.

Парень тем временем стал выходить из оборота, оглядывая скорбные руины коттеджика. Ну, не совсем, но та же лестница нашего энергичного приветствия не выдержала, разлетевшись к чертям. Слуга, этот… Холька вроде, исправно симулировал в уголке обморочную ветошь. А три девицы время от времени мелькали глазом в потолочном разломе и грели уши. Комедия, блин, фыркнул я, разглядывая парня, ставшего человеком. Действительно, скорее подросток, чем вьюнош. Особенно смотрелись лютые кулачищи: они сохранились и в человеческом обличьи. Только лапки, к которым они крепились, были тоненькими — не истончёнными, скорее пропорциональными телу, но на фоне кулачищ выглядели сиротски. Обидел сиротинушку, отнял конфетку у младенца, мимоходом погордился я под хрюканье мохнатой задницы.

— Оденься, что ли, — фыркнул я.

— Так не во что, вроде…

— Эй, вы там, наверху! — рявкнул я отпрянувшим от пролома и замершим девицам. — Маша-глаша… да пофиг, как вас зовут. Одёжку своему господину принесите и скиньте! — рявкнул я. — А то уставились, зрелища, небось ждут, — пробормотал я себе под нос. — Яойщицы, точно. Не будет им поживы!

— Что? — уточнил Курбич, заметно сжав булки — видно, жопом почуял.

— Ничего, — не ржал я, восседая на стол — стулья и всякие кресла, которые были, в виде щепок покрывали пол. — Одевайся, — указал я на барахло, со стуком упавшее на пол.

— Но тут… — растерянно уточнил он.

— Знаю. И девки у тебя заботливые. Хотя могли тебя и угробить, если бы я был врагом. Похер мне на твой пистоль. И что там ещё? — заинтересовался я.

— Кистень, — сообщил Адвар, одеваясь.