Я внимательно рассматриваю гироскоп. Если честно, он похож на велосипедное колесо в шаре, но при этом так завораживающе крутится и автоматически выправляется, отклонившись слишком сильно назад или вперед. Как будто чувствует, когда пора взяться за ум и вернуться в исходное положение. Я останавливаю его пальцем, потом снова запускаю, останавливаю и запускаю – и снимаю видео для баба́. Ни разу он не запинается. Как его ни раскачивай, все равно не падает и всегда снова ловит равновесие.
Кажется, будто только что здесь, на верстаке, родилась богиня, и вот она растет, а круглый шар ореолом сияет вокруг ее головы.
– Знаешь, – говорит Бледсо, неотрывно глядя на гироскоп, – мне кажется, ты прирожденный ученый.
– Просто мой отец – механик-любитель, – объясняю я. – А мне всегда было интересно, что как работает. – Покосившись на телефон, я встаю. – Мне нужно еще зайти к Д.
– Они все еще намерены ставить ту пьесу?
– Ага. – Помолчав, я добавляю: – Я пыталась объяснить, что мне это неприятно, но… Все спрашивают почему, просят назвать причину, а Д. вообще не хочет это обсуждать. Дерьмо какое-то.
– И верно, дерьмо. – Бледсо разводит руками. А потом снова приводит гироскоп в движение. – Мне там больше всего нравилась обезьянка.
Возле входа в кабинет Д. толпится народ, на двери висит листок бумаги. Саманту все обнимают, глаза у нее на мокром месте.
Но печальной она не выглядит.
Ничуточки.
Подойдя поближе, читаю: «Джинн – Хиба, Аладдин – Раджеш, Принцесса Жасмин – Саманта».
Хиба тоже здесь, обнимает меня за талию.
– Похоже, Саманта снова будет звездой.
Как будто это заранее было непонятно.
Так почему же мне хочется сломать что-нибудь, когда я смотрю, как друзья утирают Саманте крокодиловы слезы? Театральное искусство – это вам не наука, тут не бывает правильных и неправильных решений. Тест может показать «да» или «нет». Эксперимент – получиться удачным и неудачным. Механизм либо станет вращаться, либо не станет. А тут все не так, рамки размыты, и мне от этого нехорошо.
Я иду в мастерскую и закрываю за собой дверь.
Сердце колотится в груди, но на этот раз я не обращаю на него внимания. Оно меня не остановит.
Подъемный механизм лежит на скамейке. Доктор Бледсо у меня в голове произносит: «И верно, дерьмо!» – Под звук его голоса я беру молоток и разбиваю устройство на мелкие кусочки.
Перебирая чечевицу