Он неуклюже отступает, пока не упирается в корпус лодки. Закрывает глаза от режущего света. Тычет лезвием в ладонь, чувствуя кровь.
Дочь стоит в тени отца, говорит Эктор. Скажи, Толстый, кто этот мужчина? Да какой он мужчина, ее отец? Взял и сбежал. Видишь исчезающий силуэт? А ты знаешь, где она сейчас? Знаешь ее историю? Ребенок, который никогда не знал твоей любви. Я расскажу тебе, Толстый. Будешь знать, что ты посеял. Когда женщина не знает любви, она выбирает вместо нее унижение. Твоя дочь стала шлюхой. У нее было столько мужчин, что не сосчитать. Ее имели члены картеля, от которых ты удрал. Имели, как собаку. По очереди, сначала один, потом другой, потом по двое, а после перерезали ей горло и бросили в горах. Этого следовало ожидать. Тебя не было рядом, чтобы защитить ее от такой жизни. Что посеешь, то и пожнешь, Толстый, ты согласен?
Боливар сидит, раздирая лицо ногтями. Борода мокра от слез и крови. Скула распухла от ударов кулаком. Он мотает головой и говорит: его слова – ложь, ложь, он не может знать правду, откуда ему знать правду? Он тянет себя за волосы и смотрит в ее лицо. Лицо соткано из теней, летучих, почти неразличимых, бескровный подводный цветок. Он шепчет имя дочери, пока оно не начинает звучать странно для его собственного уха. Он спрашивает себя, кем ты был? Каким ты был? Почему ты это сделал? Что ты натворил? Боливар в отчаянии заламывает руки.
Он вжимается в борт, изможденная тень вырастает из его тела. Руки сильно трясутся. Затем Боливара пронзает мысль. Он вскидывает голову и орет, это неправда! Я бы знал! Мой кузен был в курсе, где меня искать. Никто не знал, кроме него.
Он разражается диким хохотом, встает и, размахивая ножом, зовет Эктора.
Ты лжец, говорит он тому. Я знаю, что ты замыслил. Ты пытаешься меня надуть. Хочешь забрать себе эту лодку.
Твой кузен давно умер, отвечает Эктор.
Затем говорит, ты поосторожнее с ножом, я ведь не увижу, когда ты приблизишься.
Эктор начинает выползать из ящика. Боливар наблюдает, как он ощупью пробирается к птицам. В груде мертвых птиц три живые: две чайки и крачка. Слепыми руками Эктор сворачивает им шеи. Швыряет за борт и оборачивается к Боливару.
Что бы ты ни делал, Толстый, все бессмысленно. Ты от этого никуда не денешься. То, что ты совершил, останется с тобой навсегда.
Боливар затыкает уши пальцами.
Эктор разводит руки, и кажется, будто он пристально смотрит на них, словно каждая ладонь отмеряет некую истину.
Затем пожимает плечами.
А напомни-ка мне, как звали твою мать?
Боливар разворачивается, открывает глаза, смотрит на Эктора и, сжав нож, бросается к нему.
Не смей говорить про мою мать.
Вот как, ее звали Эстель. Вот как ее звали. Ты не слишком много про нее рассказывал, про родную мать. Похоже, ты и ее хочешь забыть. Какой позор. Может быть, даже преступление. Бремя, которое приходится нести матери. Каждые роды оставляют рану, потому что ребенок выходит из ее сердца. Сердце разрывается от любви. Эту рану не залечить. Но вот в чем вопрос, Толстый. Чем должен отплатить матери сын? Вот ты, например, закрыл от нее свое сердце. Она смотрела, как ты уходишь. Отверг материнскую любовь. Допустим, так поступают все мужчины. Но ты ушел из ее жизни так легко, словно дверь закрыл. Она спрашивала себя снова и снова, в чем она провинилась? Проклинала собственную утробу. Хотела вырвать ее, чтобы тебя не рожать. Она так и не узнала, каким ты стал. А когда умирала, тебя не было рядом. Да, Толстый, все это было…
Боливар с тихим стоном опускает голову, зажимая уши руками. Она не умерла, она не умерла, он лжет. Внутри нарастает вопль, горький, дикий. Вопль раздается из движущегося тела. Руки тянутся вперед, тело натыкается на Эктора, руки хватают его за волосы, за горло, руки тащат Эктора вдоль палубы, поднимают над бортом, Эктор орет, умоляет, в его руках совсем нет силы. Неожиданное проклятие срывается с губ Боливара, когда Эктор поднимается в воздух и оказывается за бортом. Глаза наблюдают, как Эктор молотит руками по воде, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но слепому разуму посреди моря уцепиться не за что, Эктор вертится, вопит, орет Боливару, спаси меня, я ничего не вижу…
Наступает молчание. Глаза смотрят в неподвижную воду.
Опустошенный и бездыханный, он лежит, прислонившись к борту лодки. Голова опущена. Руки дрожат на коленях. Думать не хочется. Но разум кричит изнутри.