Я взволнованно курсирую по коридору, ожидая хоть каких-то новостей, и одно предположение в голове рисуется хуже другого. Никак не меньше чем через час доктор объявляется в крыле в своём толстом драповом пальто – выглядит он ужасно устало – и, что гораздо хуже, с чемоданом. Я уже буквально чувствую спиртовой запах зимнего одиночества, но…
– Собирайся. – Он передаёт мне чемодан, который оказывается удивительно лёгким. Полый?
Я застываю в изумлении, но и в то же время с торжеством: всё-таки он меня теперь не бросит.
– Собираться?
– Бери всё, что нужно. Мы уезжаем.
– Куда?
Доктор кидает беглый взгляд на наручные часы.
– У нас не так много времени. Советую поторопиться.
Я тащусь к тумбочке и оглядываю своё скромное богатство. Вся моя жизнь умещается на двух полках: немного одежды, брусок мыла, зубная щётка с пастой, гребешок, алый учебник анатомии, пирит и рамка с бабочкой. Я перекладываю вещи в чемодан, и даже так он остаётся полупустым.
Когда мы выходим через главный вход, там никого уже нет. Марии тоже что-то не видно. И в воздухе стоит какой-то резкий, неприятный запах… Я принюхиваюсь. Газ? Я сбегаю по короткой лестнице и вприпрыжку от волнения несусь к лакированному чёрному зеркалу катафалка: бампер отличается по цвету – видно, пришлось поменять после моей выходки. Грохочет об колени чемодан, беззаботно щебечут скворцы, и сквозь голые ветви проскальзывают режуще-белые лучики уже припекающего мартовского солнца.
– И всё-таки куда мы едем? – Я ритмично постукиваю пятками по стенке сиденья.
– В дом, в котором я вырос… Подожди здесь немного. – Доктор захлопывает за мной дверь и идёт назад.
Я жду его пять минут, десять, двадцать. Что он там копается? Уже волчком верчусь оттого, что места себе найти не могу. Заглядываю через длинное окошечко в багажник: сколько коробок и ящиков! Должно быть, доктор всю ночь паковался. Интересно, зачем всё же? Наконец доктор снова объявляется в парадных дверях.
– Ну-ка, подойди на секундочку! – кричит он мне с какой-то хитрецой.
Я с кряхтением выбираюсь со своего места, взбегаю на террасу и ныряю в холл. Теперь метановый запах чувствуется особенно отчётливо, даже дышать тяжело, будто в носоглотку капсаицина[23] плеснули. Доктор заводит меня в гостиную, и вдруг я чувствую, как под ногами что-то хрустнуло на ковре. Я боязливо отступаю, глядя на осколки и тёмное пятно керосина под разбитой лампой.
– Со всем уважением и торжественностью передаю эту честь тебе! – Парадно поклонившись, доктор протягивает мне длинный коробок каминных спичек.
И сразу всё встаёт на места: отъезд, газ, керосинка.
– Что?! – Я аж подскакиваю. – Вы в своём уме?!
– Мы сюда больше не вернёмся, – пожимает он плечами.
– Почему? А сжигать зачем? – поражаюсь я. – А как же Мария?!