– Н-да, конечно, – быстро кивает гость. – Как забыть.
– Тогда вы, должно быть, помните, и на чём вы тогда условились?
– Ох… – Он разводит руками и явно напрягается. – Слушайте, Виктор Николаич, я не хочу оскорбить память вашего отца, но то, что он просил… Вы же понимаете, что сейчас я этого никак не могу?
– Вот как? – щурится доктор. – И почему же?
– Послушайте, это было давно, – не вполне уверенно отвечает Михаил Алексеевич. – Тогда ещё можно было скрыть что-то, но сейчас ведь всё иначе… Все отчётности, никаких поблажек…
– Как жаль, – хмыкает доктор. – Но мне нужны материалы.
– И… И зачем вам такое? – опасливо косится старик, вся его фигура подсобирается и словно оформляется.
– Понимаете, мой отец умер, – печально вздыхает доктор, отводя взгляд. – Но всю свою жизнь – с самого первого дня, как я себя помню, – он посвятил одному делу… Исследованию. – Он хмуро подносит кулак к губам, будто ему больно вспоминать. – Я разбирал его документы. И… – осекается он с убедительной точностью. – Михаил Алексеевич, я надеюсь на ваше понимание. Это важное дело. Мне кажется, душа его не упокоится, пока оно не будет завершено…
От доктора-то слышать что-то про душу!
– И раз он не успел, у меня не остаётся выбора, кроме как принять этот груз на свои плечи. Я себя не прощу, если оставлю дело всей его жизни неоконченным…
– Ох, ну-ну! – Михаил Алексеевич озадаченно тянется к нему, будто хочет похлопать по плечу, но между ними почти пара метров и чайный стол, так что он опускает руку назад на округлое колено. – Ведь вы можете послать запрос в какой-нибудь институт. Там уж наверняка что-нибудь придумают!.. Они и финансированием займутся, грант выдадут, если дело полезное. Однако, если не секрет, для какого такого исследования вам могут потребоваться подобные материалы?..
– Этого я вам пока сказать не могу! – решительно отрезает доктор.
– Почему же? – конфузится старик.
– Я лишь следую последней воле моего несчастного отца. И… понимаете, если бы всё было так просто, я бы и сам направил запрос в институт. Но это слишком экспериментальная теория, вслух такое говорить даже невозможно! Так что позвольте оставить это между мной и отцом. Придёт время, и вы сами всё увидите. Слово моего отца стоило дорого, он всегда выполнял обещанное. Даже если это было невозможно. Надеюсь, что ваше слово тоже имеет вес. – Доктор смотрит на него поверх чашки.
– Знаете, Виктор Николаич, чем больше вы напираете, тем меньше мне нравится этот разговор. – Михаил Алексеевич рассеянно хмурит брови, явно про себя решая, не помутнение ли это рассудка от горя и не замешан ли здесь криминал. – Это и тогда было нехорошо, а сейчас и того хуже. Но и вы должны меня понять; я был в отчаянии! Я бы на что угодно согласился!
– И всё же вы согласились. А раз так, теперь это ваша забота, – отвечает доктор.
– Моя забота? – возмущённо взвизгивает гость и тычет в него пальцем. – Скорее, ваша проблема! Вы хоть понимаете, как это звучит? Уму непостижимо! Зачем вам это вообще? Чем вы с ними занимаетесь?
– Наукой. – Доктор делает небольшую паузу, на протяжении которой они с гостем тяжело смотрят друг на друга. – Значит, это ваш окончательный ответ?
– Разумеется! – уверенно отрезает Михаил Алексеевич. – Ваше счастье, если этот диалог не выйдет дальше этой комнаты!
– Ладно, – как будто даже слишком легко соглашается доктор. – Ну, приятно было с вами повидаться. – Он встаёт, протягивает руку для пожатия, но Михаил Алексеевич демонстративно отказывается.