Раненые вокруг засмеялись.
– А вот поклажу твою всю целиком особист унес! – вклинился в разговор раненых еще один солдат, который тоже на костылях приблизился к койке Егора.
В палате установилась тишина. Вмешательство органов контрразведки не внушало никому радости. Улыбки на лицах раненых моментально погасли. Почти в полной тишине все собравшиеся стали расходиться по своим местам, а то и вовсе покинули помещение, переместившись в коридор.
– Разберемся, – успокаивающе произнес разведчик.
Рано утром, едва открыв глаза, он увидел перед собой офицера-особиста с погонами старшего лейтенанта. Тот сидел перед его кроватью и пристально смотрел на лицо Егора, будто бы пытался прочитать его мысли. Разведчик ответил ему тем же и, не отводя глаз, начал сверлить взглядом своего гостя. Через полминуты офицер произнес:
– Сержант Щукин.
– Так точно, – ответил Егор, стараясь в присутствии старшего по званию принять лежа на кровати стойку смирно.
Старший лейтенант опустил взгляд, начал что-то рассматривать, что лежало на его ладони, а потом выложил это на простыню рядом с плечом Егора.
– Вопросов к тебе, сержант Щукин, у меня нет. Выздоравливай, возвращайся в строй и бей фашистскую гадину дальше, – произнес он, потом резко поднялся со стула и, надев на голову фуражку, направился к выходу.
Тот проводил его взглядом и посмотрел на предмет, что положил офицер на простыню рядом с ним. Это были его собственные награды и орденские книжки. А возле кровати лежал на полу ставший родным солдатский вещмешок бойца. Днем ранее особист изъял все для досмотра, после случая с трофейным «вальтером», а потом вернул, предварительно тщательно изучив его нехитрое содержимое.
– Видал, как оно может быть? – обратился к Егору тот самый раненый, что вчера первым подсел к нему на край кровати. – Если ты заслуженный герой, то тебе многое прощается, даже в контрразведке.
– А что? Особист – нормальный мужик! Просто работу свою делает, и все, – заключил солдат на костылях, остривший днем ранее по поводу наличия в вещмешке разведчика противотанковой мины.
Толпу собравшихся возле койки Егора раненых отвлекла неожиданно произнесенная кем-то громко и демонстративно сказанная фраза:
– Старшина идет! Дядя Вася!
В палату в сопровождении пожилой медицинской сестры вошел низенький, с большими пышными усами, седой и кривоногий солдат, погоны которого не было видно из-за накинутого поверх гимнастерки белого халата.
– Старшина – завхоз госпиталя, – прошептал один из раненых на ухо Егора. – Дядей Васей все кличут.
Разведчик вытянулся на кровати. Усатый солдат в халате направлялся к нему.
– Это ты вчера тут пистолетом размахивал? – не останавливаясь, произнес старшина, уставившись на бойца и особенным взглядом, как бы по-хозяйски, разглядывая того с головы до ног.
– Я, – немного растерянно ответил Егор, не понимая, что хочет от него завхоз госпиталя.
Старшина нахмурился, продолжая бороздить взглядом по кровати и телу раненого. Закончив осмотр, он произнес: