Раньше я не покидал город.
И впервые столкнулся с процедурой досмотра.
Двое таможенников выгрузили из корзины мои нехитрые пожитки, третий просветил рюкзак с помощью примитивной магии. Рядом вертелась свирепого вида овчарка, в задачу которой входило вынюхивание запрещенных веществ. У меня спросили, владею ли я раритетными колдовскими артефактами и какую сумму денег вывожу из города. Когда я озвучил цифру, один из таможенников сухо кивнул. Артефактами, драгоценностями или украденными технологиями я не обладал.
Пропустили.
В паспорте появился штамп, зафиксировавший дату моего вылета из Стимбурга. Я слышал, что в этих отметках присутствуют колдовские вставки — на случай, если бы я решил что-то подделать.
Воздушный шар направился к западу.
Впереди лежат неизведанные земли.
День 121
Экспресс, за которым я следовал, уже достиг конечной станции. Аврил путешествовала на паромобилях и медлительных паромах. Изредка моя бывшая девушка пересаживалась на дирижабли, которые встречались здесь не так часто, как в центральных районах Стимбурга.
На пару дней мы задержались в городке, формально считавшимся независимым поселением. В моем паспорте появился новый штамп — я получил разрешение на въезд. В реальности, это был сателлит наших властей, которые предпочитали не тратиться на нищих чужаков, а попросту держать в окрестностях военный порт с ударной флотской группировкой. Чего опасаются наши властители? Думаю, Эт-Тадамуна, города-государства на севере Африки. Этот агломерат стремительно набирает силу, о чем и мы неоднократно писали в своей газете. Что же касается торговых и дипломатических отношений, то в мире нет ничего постоянного. Сегодня — дружба, завтра — война.
Городок невзрачный и пыльный.
Дуррес — кажется, так он называется. Старинные одноэтажные домики, седые легенды и приземистые храмы. Местные жители полностью зависят от дотаций стимбуржцев. Из дополнительных статей доходов отмечу разве что торговлю с военными моряками, которые охотно закупаются в Дурресе провиантом. Наличие неподалеку порта стратегического назначения накладывает специфический отпечаток — всюду дешевые кабаки, публичные дома под вывеской массажных салонов, передвижные лотки с выпивкой и закуской. Я уж не говорю об игорных заведениях — преимущественно подпольных.
Аврил остановилась возле ратуши, в единственной на всю округу приличной гостинице. Я выбрал окраину. Во-первых, там сдается множество дешевых комнат. Во-вторых, монгольфьер легко прячется среди каменных дубов, обильно растущих на побережье. Комнату я снял у пожилой женщины, выращивающей маслины и фисташки. Дом старый, со скрипучими деревянными ступенями и такой же террасой, опоясавшей строение на уровне второго этажа. Двери четырех верхних комнат выходят на террасу, окна — тоже. Два номера пустуют, в третьем живет ученый-энтомолог, изучающий местных букашек. Древесные кроны создают тень, так что я не страдаю от жары. В стоимость проживания включен обед. Я попробовал голубцы, изумительную тушеную баранину и овощное рагу, приготовленное на решетке.
В Дурресе я общаюсь с людьми на ломаном тере, приправленном словечками одного из южных диалектов. Раньше, до Большого Отката, у людей был один язык, но за минувшее тысячелетие в разных регионах мира произошли перемены. Мы всё еще понимаем друг друга, но края пропасти расползаются.
Сегодня чуть не пересекся с Аврил на набережной. Успел свернуть в тенистый сквер и отсидеться на одной из лавочек, прикрываясь газетой. Думаю, она меня не заметила.
Господин Ларус отвлекся от увлекательного чтения, услышав бой часов на ратуше.
Шесть вечера.
Становится зябко, скоро появится жена. Впрочем, он решил закончить начатое. Не так уж часто удается совершить экскурсию в собственные воспоминания.
Человек должен уметь останавливаться и подмечать вехи развития. Спешка приводит к ошибкам. Нас вечно что-то отвлекает от собственной судьбы, не позволяет вычленить свой путь из потока времени. Отсюда — бездумные блуждания во тьме.
Так думал господин Ларус, переворачивая следующую страницу записей.